Всегда горячие гильзы

Дэвид едва передвигал ноги. Он был страшно слаб, и нам приходилось поочередно тащить его на себе, закинув руку Дэвида себе на плечо. Русским к такой парной связке не привыкать: именно таким образом настоящие друзья возвращаются с дружеской попойки. Мы прошли километров пять в сторону темнеющей на горизонте «зеленки» и забрались по глубокому ущелью, поросшему кустами, на вершину горы. К его подножью налип глиняный кишлак, похожий на плоский ломоть старого заплесневелого хлеба. Река, протекающая по краю кишлака, обильно поила мелко нарезанные зеленые поля. Блеяли бараны, кудахтали куры.

Мы ничего не могли придумать, кроме как двоим из нас идти в кишлак и добывать там еду и питье.

Идти захотели Остап и Смола. Смола поклялся мне, что будет проявлять максимальную толерантность к нетолерантности афганцев. Расплачиваться нам снова было нечем, кроме как частью нашего скудного боезапаса и моими никому не нужными часами.

С горы я хорошо видел ребят, как они неторопливо и вальяжно спускались к кишлаку, потом шли по одной из улочек, обрастая толпой.

— Как вас зовут? — спросил меня Дэвид, немного придя в себя в тени валуна.

Я представился.

— Эндрю, русские и американцы — не враги, — начал он куда-то клонить.

— Это пока мы не затрагиваем ваших интересов, — возразил я.

— Мы союзники, когда речь заходит о борьбе с терроризмом. Вы согласны?

Я не сводил глаз с кишлака. Остап и Смола не стали заходить слишком далеко, остановились у большого двухэтажного дома под навесом, закрывающим от солнца едва ли не половину улочки. Я видел, как Остап разговаривает с афганцами, активно помогая себе руками. Внизу шли международные переговоры. И здесь, на горе, тоже шли международные переговоры. Мы находили точки соприкосновения интересов.

— Значит, мы и действовать должны, как союзники, Эндрю, — продолжал Дэвид.

Я старательно делал вид, что всецело поглощен наблюдением за кишлаком, а Дэвида слушаю вполуха. На самом деле разговор с Дэвидом был сейчас не менее важен, чем безопасность моих парней. Просто я хотел, чтобы Дэвид первым начал меня о чем-то просить. В этом случае мне легко будет перейти на банальный торг, и поставить ему условие. Я знал, о чем он станет меня просить. Это будет крайне опасная авантюра. И за нее я потребую не менее дорогую услугу.

— Афганцы несут канистру, — сказал Удалой, наблюдая за кишлаком через оптику. — Лепешки… Апельсины…

— Эндрю, арабские террористы и для вас враги, так ведь?

— Что ты хочешь, Дэвид? — напрямую спросил я.

— Чтобы вы помогли вызволить из плена моих товарищей.

— И как ты себе это представляешь?

Дэвид тянул с ответом, делая вид, что набирается сил. А я знал, почему ему нелегко ответить на мой вопрос.

— Есть два плана, — осторожно начал Дэвид, тщательно подбирая слова.

— Кажется, им дали сыр! — громко и радостно воскликнул Удалой по-русски, отчего Дэвид вздрогнул и с тревогой посмотрел на кишлак.

— План первый, — продолжал Дэвид. — Он совершенно безопасный для вас, но мы потеряем впустую много времени, и шансы, что мои парни доживут, очень невелики.

— Что за план?

— Вы поможете мне дойти до шоссе, а оттуда на перекладных довезете меня до нашей базы. Один я не выживу, меня наверняка убьют где-нибудь по дороге. На базе я сообщу место, где мучаются в плену наши парни, и туда вылетит группа быстрого реагирования.

— А второй план?

Дэвид криво улыбнулся, словно стыдился произнести вслух откровенную чушь:

— А второй — это мы сами, впятером, попытаемся вызволить ребят.

— Сколько человек охраняют пленных? — спросил я.

— Их держат в зиндане на краю кишлака, — торопливо, словно боясь, что мой интерес к пленным угаснет, стал объяснять Дэвид. — Если не принимать в счет жителей кишлака, то непосредственно у ямы дежурят три-четыре человека.

— А если принимать в счет жителей? — уточнил я.

— Это самоубийство, — по-английски сказал Удалой, не отрываясь от прицела. — Они опять расплачиваются патронами.

Удалой, зараза такая, по гороскопу весы. Никогда не поймешь, где он стоит, что делает, и о чем говорит. Его сознание колеблется где-то между чашами. Вот он упомянул про самоубийство. К чему это было сказано?

— Я не пытаюсь принизать степень риска, — продолжал Дэвид. — Арабские наемники — серьезный противник. Но я видел вас в бою и выражаю свое восхищение.

Не люблю похвалу. Всегда воспринимаю ее как корыстную лесть. Даже если генерал после выполнения задания говорит мне: «Молодец, майор», я не знаю, куда спрятать глаза и руки от тягостного чувства. И Дэвид, полагая, что я кинусь целовать его в знак благодарности за столь высокую оценку наших достижений, сделал большую паузу.

— Не понимаю, чему ты восхищаешься, — сквозь зубы процедил я. — Мы вчетвером полчаса ползали под пулями и не могли одолеть двух дикарей.

Я отбил у него инициативу и оптимистичный тон. Пусть знает, что его просьба очень и очень дорого будет стоить.

— Тем не менее, вы одержали победу, освободили меня и сами остались невредимы… — Дэвид попытался вернуться на прежние позиции, но я его тотчас перебил: