— А зачем? — пожал плечами Удалой. — Мы легко отделались и неплохо пробежались. Я люблю марш-броски.
— Мы без воды остались, — проворчал Остап. — Вот что плохо.
— Хуже всего, что мы засветились, — сказал я, вводя стилусом новые координаты в навигатор. По логике, мы должны обходить кишлаки ночью и на приличном расстоянии. Очень скоро про четырех американских солдат будет знать вся провинция.
Я ошибся в одном. О нашей прогулке по кишлаку уже узнали. Нас прервал рокот вертолетов. Высунувшись из-за валуна, мы увидели кружащуюся над кишлаком пару угловатых «Апач Лонгбоу». Диаметр облета постепенно увеличивался, и вскоре огромная тень накрыла нас, обдав горячим запахом горелого керосина и моторного масла. Воздух дрожал от лопастей, взбитая воздушным потоком пыль спиралью взмыла в небо.
Пока темно-зеленые машины кружили над пустыней, выискивая нас, мы неподвижно лежали под валуном, изо всех сил вжимаясь телами в землю. Постепенно рокот моторов стал удаляться, и мы уже вроде вздохнули с облегчением, как вдруг Остап, первым выглянувшим из-за нашего укрытия, отрывисто крикнул:
— Трое сюда идут!!
Я подполз к Остапу и приподнял голову. Один «Апач» еще продолжал кружить в небе, а второй вертолет стоял на плоской макушке холма, вращая лопастями, всего метрах в двухстах от нас. Трое солдат, в таких же, как и у нас, песочных костюмах, осторожно шли в нашу сторону, крутили головами по сторонам, водили стволами винтовок.
Остап вопросительно глянул на меня. Смола выругался, снял винтовку с предохранителя и приник к оптическому прицелу.
— Один из них негр, — произнес он.
— «Негр» — неполиткорректное слово, — поправил Удалой. — Надо говорить «темнокожий афроамериканец».
— Помолчал бы ты, белокожий россиянец!
— Если мы их сейчас положим, — сказал я, — нашей миссии трындец.
— Можем положить бесшумно, — произнес Смола, не отрываясь от прицела. — А потом угнать вертолет.
— Причем оба, — добавил Удалой. — Потому что если мы угоним один, то второй вертолет погонится за нами.
— Они смотрят под ноги, — сказал Смола. — Наверное, засекли наши следы.
— Нет, на этом железобетонном песке следы не остаются, — возразил Остап, ударяя каблуком по грунту. — И кровь не будет видна.
— Сворачиваем шеи? — уточнил у меня Смола, оторвавшись от окуляра.
— Можно прикладом в лобешник, — предложил свой любимый способ Остап.
— Негра нельзя бить, — вздохнул Удалой. — Его можно только связать, а рот заткнуть кляпом. Иначе нам припишут нетолерантность.
— Шутки шутками, парни, — произнес я. — Но Фролов, получается, нас сдал. С потрохами. Чудес не бывает. Американцы прилетели конкретно за нами. Вы представляете, какая начнется шумиха, когда мир узнает, что в антитеррористической операции в Афганистане принимают участие российские военные, переодетые в американскую форму?
— Шумихи не будет, — делово заявил Удалой. — Америкосы будут просто шантажировать Россию, пугая тем, что выдадут эту тайну нашим исламским союзникам.
— Да замочим их, и всех делов, — процедил Смола. Его указательный палец дрожал на спусковом крючке винтовки. Если мы не пропалимся, то все спишут на талибов.
Я как никто верил в военное везение Смолы. Но не в такой же степени! Его предложение было просто безрассудным. Ввязаться с американцами в открытый бой — это была не просто авантюра или опасная игра. Это было самоубийство. Мы вчетвером с ограниченным запасом патронов ничего не могли сделать с вооруженными до зубов американцами и с двумя боевыми вертолетами в придачу! Мы примем бой, но он будет для нас непродолжительным и последним, а по нашим трупам эксперты выяснят наше происхождение. Провал и громкий скандал.
Мелькнула безумная мысль: быстро переодеться в наши джинсы и футболки, а американскую форму и вместе с оружием закопать. И прикинуться туристами-полудурками.
Но тотчас сам себя опроверг. Афганцы наверняка сообщили, что по кишлаку шлялись четверо в американской форме и с оружием. Надежно спрятать форму не получится, значит, все равно найдут, откопают, разоблачат.
— Командир, — прошептал Смола. — Они в пятидесяти шагах.
Решения не было.
Остап вынул из рюкзака свою пропотевшую, третьей свежести футболку и стал наматывать ее на кулак. Удалой со снайперской винтовкой стал медленно и цепко подниматься на валун.
Я следил за американцами. Словно почувствовав неладное, они остановились, что-то сказали друг другу, огляделись и разошлись по сторонам. Один из них (к радости Удалого — белый) пошел прямо к нашему валуну, чернокожий взял правее, к глубокой рытвине, а третий направился осматривать полузасыпанные колодца кяризов.
Я приложил палец к губам, призывая всех к могильной тишине, и едва слышно произнес:
— Он мой.
Удалому, который прилип к камнями над нашими головами, я кивнул, тем самым одобряя его позицию. Остапу, как самому крупному и трудномаскируемому, велел лечь под валун и не подавать признаки жизни. Смоле, который аж весь дрожал от желания ввязаться в драку с пиндосами, я знаком показал, чтобы он заполз в канаву и оттуда держал меня на прицеле. Сам встал, прислонил винтовку к валуну и сам прижался спиной к нему.