Всегда человек

Не будучи знаком ни с родственниками, ни со старыми друзьями Чернышевского по «Современнику», я не знал даже, где он именно находится. Не имея никаких знакомых в Сибири, ни даже рекомендательных писем, я вынужден был прожить в Иркутске почти целый месяц, прежде чем узнал, что мне было нужно. Это долговременное проживание в Иркутске в связи с некоторыми другими моими промахами, а также и с некоторыми не зависевшими от меня обстоятельствами обратили на меня внимание местной администрации. Еще более содействовала моей неудаче, если я не ошибаюсь, нескромность Элпидина, который проврался о моем отъезде сюда одному из правительственных сыщиков, проживавшему в Женеве. Как бы то ни было, но я был арестован и очутился в тюрьме в четвертый раз. Видя, что предприятие мое сорвалось, что мне лично угрожает не особенно приятная перспектива, а также замечая, что суд затягивается в долгий ящик в ожидании от меня известных признаний, которых я не считал себя вправе сделать, я решился бежать, но потерпел фиаско и должен был познакомиться с иркутским острогом[25].

Г. ЛОПАТИН,

из письма Н. Синельникову, 15 февраля 1873 года

…Перейдем к России! Во время революции 1848–1849 гг. не только европейские монархи, но и европейские буржуа видели в русском вмешательстве единственное спасение против пролетариата, который только что начал пробуждаться. Царя провозгласили главой европейской реакции. Теперь он — содержащийся в Гатчине военнопленный революции, и Россия представляет собой передовой отряд революционного движения в Европе.

К. МАРКС и Ф. ЭНГЕЛЬС,

из предисловия ко второму русскому изданию «Манифеста Коммунистической партии», 1882 год

Микеланджело. Старик.

«ОН ДО КОНЦА БЫЛ БОРЦОМ»

*

Из письма К. Маркса дочери Женни Лонге

7 декабря 1881 г.

Моя дорогая, хорошая Женничка!

Ты, конечно, понимаешь, что мне сейчас не до писем. Поэтому посылаю тебе только эти несколько строк. Так как я вообще еще не выхожу из своей комнаты, то доктора категорически запретили мне присутствовать на похоронах. Я покорился этому запрету еще потому, что дорогая покойница как раз накануне своей смерти[26] сказала сиделке по поводу несоблюдения какой-то церемонии: «Мы не придаем значения внешним формальностям!»…

Мне все еще приходится подвергаться татуированию йодом на груди, спине и пр., это при регулярном повторении вызывает довольно неприятное, мучительное жжение кожи. Эта процедура, которую проделывают только для того, чтобы предотвратить рецидив болезни в период выздоровления (фактически у меня остался только небольшой кашель), оказывает мне теперь большую услугу. Против душевных страданий существует лишь одно эффективное противоядие — физическая боль. Представь себе, с одной стороны, светопреставление, а с другой — человека с острой зубной болью!

Я теперь чрезвычайно рад, вспоминая о том, что, несмотря на все колебания, я все-таки решился по ехать в Париж! Дорого не только самое время, которое незабвенная провела с тобой и детишками… но и переживание ею этого времени снова в воспоминаниях в последний период ее болезни! Несомненно, что в этот период присутствие твое и детей не могло бы ее так развлекать, как мысли о вас!

Ее могила находится недалеко от могилы милого «Шарля»[27].

Для меня является утешением то, что силы оставили ее вовремя… Даже в последние часы — никакой борьбы со смертью: медленное угасание; ее глаза были выразительнее, красивее, лучезарнее, чем всегда!..

Целую много раз тебя и твоих «маленьких человечков».

Твой преданный отец К. М.

*

Из письма Элеоноры Маркс

Вильгельму Либкнехту

…Осенью 1881 года, когда наша дорогая мамочка была уже настолько больна, что лишь изредка вставала с постели, Мавр схватил тяжелое воспаление легких, принявшее такой скверный оборот потому, что он всегда запускал свои болезни. Врач (наш добрый друг Донкин) считал его почти безнадежным. Это было ужасное время. В первой большой комнате лежала наша мамочка, в маленькой комнате, рядом, помещался Мавр. Два эти человека, так привыкшие друг к другу, так тесно сросшиеся один с другим, не могли быть вместе в одной комнате.