Всегда человек

Дружбу Маркс считал священной. Однажды один посетивший его партийный товарищ позволил себе сделать замечание по адресу Фридриха Энгельса, что последний как состоятельный человек мог бы сделать больше для освобождения Маркса от тяжелых материальных забот. Тогда Маркс резко перебил его: «Между Энгельсом и мной существуют такие близкие и задушевные отношения, что никто не вправе вмешиваться в них». То, с чем он не соглашался, он в большинстве случаев опровергал в шутливой форме, да и вообще он никогда не прибегал к грубому орудию защиты и даже в самой ожесточенной борьбе пускал в ход тонкое лезвие кинжала, которое, однако, очень метко разило врага…

Маркс всегда был весел, любил пошутить и посмеяться и считал неуместными бестактные требования случайных собеседников рассказать что-нибудь о его учении, на это он никогда не соглашался. В семейном кругу он называл подобную назойливость праздным любопытством. Но это случалось довольно редко.

Однажды один господин спросил его, кто же будет чистить сапоги в государстве будущего. Маркс с досадой ответил: «Это будете делать вы!» Бестактный господин смущенно замолчал. Это был, вероятно, единственный случай, когда Маркс потерял терпение…

Разные партийные товарищи, часто из самых отдаленных городов, посещали Маркса, и он принимал их в своей комнате. Частенько завязывались длинные беседы на политические темы, которые затем продолжались в кабинете моего отца…

Не только в области науки и изобразительного искусства, но и в области поэзии у Маркса был тончайший вкус, его начитанность и память были одинаково поразительны. Он не только разделял восхищение моего отца великими поэтами греческой классической древности, а также Шекспиром и Гёте, но к его любимцам принадлежали и такие поэты, как Шамиссо и Рюккерт. Из Шамиссо он цитировал трогательное стихотворение «Нищий и его собака». У Рюккерта он восторгался искусством языка, ему нравились также его «Макамы Харири», мастерски переведенные с персидского; по своей оригинальности они вряд ли могут быть сравнимы с чем-либо другим. Много лет спустя он подарил их моей матери на память об этом времени…

Маркс находил, что Тургенев необычайно верно изобразил своеобразие русского народа с его славянской сдержанной эмоциональностью. Он считал, что вряд ли кто из писателей превзошел Лермонтова в описании природы, во всяком случае, редко кто достигал такого мастерства. Из испанцев он особенно любил Кальдерона. У него были с собой некоторые произведения Кальдерона, и он часто читал их вслух…

В нашей квартире была очень большая комната в пять окон, в которой занимались музыкой и которая называлась залом. Но друзья дома называли эту комнату Олимпом, потому что по стенам ее стояли копии античных бюстов греческих богов. Над всеми ими возвышался превосходящий всех по размерам Зевс из Отриколи.

Мой отец считал, что Маркс очень похож на этого Зевса, и многие были согласны с ним. У обоих могучая голова с целой копной курчавых волос, великолепный лоб со складкой мыслителя, повелительное и в то же время доброе выражение лица. Мой отец находил у Маркса, как и у своих любимых олимпийцев, бодрое и жизнеутверждающее спокойствие души, которой бы ли чужды всякая рассеянность и смятение. Он часто вспоминал один меткий ответ Маркса на брошенный упрек, что «классические боги — символ вечного покоя, чуждого страсти». «Наоборот, — сказал он, — у них вечная страсть, чуждая тревоги».

ФРАНЦИСКА КУГЕЛЬМАН,

из «Воспоминаний о Марксе»

«…ПЕРЕЙДЕМ К РОССИИ!»

Не знаю, сообщал ли я Вам, что с начала 1870 г. мне пришлось самому заняться изучением русского языка, на котором я теперь читаю довольно бегло. Это вызвано тем, что мне прислали из Петербурга представляющую весьма значительный интерес книгу Флеровского о «Положении рабочего класса (в особенности крестьян) в России» и что я хотел познакомиться также с экономическими (превосходными) работами Чернышевского (в благодарность приговоренного 7 лет тому назад к сибирской каторге). Результат стоит усилий, которые должен потратить человек моих лет на овладение языком, так сильно отличающимся от классических, германских и романских языков. Идейное движение, происходящее сейчас в России, свидетельствует о том, что глубоко в низах идет брожение. Умы всегда связаны невидимыми нитями с телом народа.

К. МАРКС,

из письма З. Мейеру, 21 января 1871 года