Всегда буду рядом

«Нет, к черту!» – резко одернула себя Таня. Ей, в конце концов, работать нужно, она здесь, в этой стране, всегда будет человеком второго сорта, вонючей эмигранткой, а значит, разнюниваться и действовать непрактично права у нее нет. Нужно строить карьеру, зарабатывать себе имя, да и деньги тоже – никто ей тут не поможет, случись чего. А с Эвансом – уже ясно – ничего не выйдет. Только время и силы потеряешь, он же все равно потом все испортит. И еще неизвестно, не загремит ли сама Таня в клинику с неврозом, если продолжит тесное общение с этим некогда пленившим ее с экрана чудесным юношей.

– Всем, в конце концов, надоедает, – как-то отчаянно произнес меж тем Брендон и, отодвинув Таню плечом, ввалился в квартиру. – Все бросают, – добавил он, обернувшись к ней через плечо, а затем признался покаянно: – Ну да, я ублюдок.

– Никто не спорит, – дернула плечами Таня.

Брендон нетвердо шагнул вперед и вдруг оступился, запнулся ногой о брошенные в прихожей Танины сандалии и, нелепо взмахнув руками, стал заваливаться на сторону. Таня быстро подскочила к нему, подхватила, но удержать не смогла – вместе с Эвансом тяжело осела на пол, хоть как-то смягчив падение. Ну и как его было выгнать, такого? Еще голову на улице разобьет.

«Только на эту ночь, пока не протрезвеет», – пообещала она себе.

Осторожно отодвинула от себя цеплявшиеся за ее руки Брендона и сказала строго, но ласково, как ребенку:

– Так, сиди здесь, я сейчас принесу воды. А потом попробуем тебя поднять. Хорошо?

Эванс посмотрел на нее мутно и кивнул. Таня поднялась с пола, прошествовала в кухню, плеснула из фильтра воды в стакан. А вернувшись в прихожую, увидела, что Брендон сидит, привалившись спиной к стене и свесив руки между коленями.

– На, выпей, – она опустилась перед ним на корточки и протянула стакан.

Брендон взглянул на нее, почему-то скривился вдруг и заговорил, глядя поверх Таниной головы:

– Ты думаешь, я с жиру бешусь, да? Сволочь голливудская, не знает, куда деньги девать…

– Брендон, выпей воды, – настойчиво повторила Таня, но тот не слушал.

– Сегодня должны были снимать ту сцену – ну ты помнишь, где этот сраный Дженкинс танцует со своей дочкой вальс на школьном балу, – он вдруг вскинул руки и сжал ладонями лоб.

– И что? – спросила Таня.

До нее как-то не доходило, что в этом событии такого трагического.

– И гребаный Марвин, режиссер этот, стал мне говорить, что я вываливаюсь из кадра. «Двигайтесь поточнее», – так он мне сказал. Мне! Ты понимаешь? Я же… Я же в «Школе балета Эллисона» учился… А этот дебил будет мне объяснять…

– Я не знала… – в растерянности протянула Таня.

Нет, она читала, конечно, еще тогда, в России, о том, что Эванс с детства профессионально занимался балетом – да это и видно было по тому, как он танцевал на экране. И уже здесь, изучая биографию своего будущего клиента, она тоже натыкалась на какие-то упоминания о хореографическом прошлом Эванса. Но никакой подробной информации о том периоде жизни Брендона нигде не было, и сам он раньше ни разу об этом не говорил.

– Откуда бы тебе знать, – криво улыбнулся Эванс. – Никто не знает, не помнит… Я же бредил балетом, я хотел только танцевать – и ничего больше, – он снова запустил руки в волосы, сжал голову, между пальцев топорщились спутанные пряди. – Мне даже во сне снилось, как я танцую. Ты не понимаешь…

– Понимаю, – качнула головой Таня и положила ладонь Брендону на лоб.

Но тот, мотнув головой, скинул ее руку.

– Я так достал отца, что он, тупой фермер, крестьянин, который и постановки-то ни одной не видел, наскреб денег и отправил меня с матерью в Нью-Йорк. Я не верил, что поступлю – ну серьезно, после студии в нашем занюханном городишке – и такой уровень? Но поступил и даже стал любимым учеником преподавателя. Он на меня надышаться не мог – такой талантливый мальчик, будущая звезда мировых театров. Я тренировался по 12 часов в день, мне на все было плевать, один балет в голове. Ты знаешь, что меня Морис Бежар хотел взять в свою труппу? Он приезжал в Нью-Йорк на гастроли, видел меня на сцене и звал, лично звал меня к себе. Я мог бы… И все полетело к черту, все…

– Что случилось? – тихо спросила Таня.

В груди разливалось что-то холодное, неприятно подрагивающее. Будто бы чьи-то чужие ледяные пальцы проникли в грудную клетку, сдавили сердце и принялись безжалостно выкручивать его, заставляя капать кровью куда-то в живот.