Всегда будешь ты

— Держи себя в руках, — сказал Вадим. — Девчонку еще везти в наш город.

Глеб кивнул, а Вадим удалился, закрыв за собой дверь. Единственным предметом мебели был стул, на нем Глеб и расположился. Некоторое время он разглядывал меня, я предпочитала стену.

— Зачем? — спросил он все-таки, качая головой. Я бросила на него взгляд, уж больной неконкретен был вопрос. — Я имею в виду отца.

— Я же рассказала тебе. Мне хотелось много денег, а еще сбежать с ними и своим любовником куда подальше.

— Зачем ты появилась в отеле?

— Твой мнимый партнер Миронов послал меня вынюхать правду о сделке.

— Так я и думал, — процедил Глеб. — И что ты?

— Сказала, что сделка настоящая, иначе бы у меня не было шансов украсть чемодан. Не веришь, спроси у него. Раз уж он меня продал, окажет тебе такую малость и расскажет, как все было.

Глеб разозлился, но мне было все равно. Я ждала, когда все кончится, и ждать долго мне не хотелось. А еще хотелось сказать ему всю правду, которую я боялась сказать раньше.

— Я сразу поняла, что задумал твой неведомый информатор, — продолжила я, — потому что знала, что никакой информации у него нет и он просто пытается уладить за твой счет свои проблемы. Уверена, больше он не объявлялся, а? — Глеб снова бросил на меня тяжелый взгляд. — Этот шантажист и украл меня, чтобы забрать наркотики. Он уехал за чемоданом, а я сбежала. Если бы ты принялся его искать, он, не будь дураком, избавился бы от тебя.

— А тебе не все равно?

— Мне все равно, — сказала я, и он дернулся от этих слов. — Но не хочу, чтобы твоя смерть была хоть как-то связана со мной.

— Зато твоя смерть будет связана со мной. Если бы ты только знала, что я чувствую… — он на мгновенье замолчал, потом рассмеялся и продолжил: — После смерти отца я возненавидел всех баб, дал себе слово, что вы ответите мне за все. Я помыкал девками, издеваясь над ними, а они терпели, потому что у меня были бабки. Все вы одинаковые, готовы продаться за деньги. Но я поверил, что ты не такая, доверился тебе. А ты оказалась хуже их всех. Подлая хитрая сука, убившая моего отца.

— И что ты хочешь от меня? — спросила я, а Глеб подскочил и схватил меня за волосы.

— Ты будешь страдать. Слышишь? Ты будешь страдать, пока я не решу, что готов простить тебя.

— Бить будешь? — не выдержав, усмехнулась я.

— Я превращу твою жизнь в ад, сделаю так, что ты будешь у меня в ногах валяться, моля о смерти. Но ее ты не получишь.

А потом он начал меня бить. Сначала ударил ботинком по ребрам, и я согнулась возле батареи, не имея возможности защищаться. А он стал бить дальше, с остервенением и наслаждением. Я не стала даже пытаться терпеть и принялась орать от боли, стараясь хоть как-то прикрываться от ударов.

— Заткнись, — крикнул Глеб и ударил меня в лицо ботинком.

Я неудачно упала, ударившись головой о батарею, и сознание поплыло. Глеб продолжал наносить удары, меня тошнило, картинка перед глазами стала рябить, и я закрыла их. А потом услышала выстрел и, едва приоткрыв глаза, увидела падающего рядом со мной Глеба, после чего вырубилась.

Сознание возвращалось медленно, постепенно. Сначала слух, потом обоняние, но глаза я открывать не спешила. Тело болело везде, и мысль о любом движении казалась недостижимой. Я все-таки приоткрыла глаза и увидела перед собой Марию, Женькину домработницу. Она тут же бросилась из комнаты, а я с удивлением поняла, что нахожусь в Женькином доме, в той самой комнате, где жила в прошлое избиение. Мысленно я усмехнулась: не жизнь, а какой-то замкнутый круг. Тут в дверях показался Женька, окинул меня взглядом и сел на краю кровати.

— Как ты? — спросил меня.

Мне даже говорить было сложно, поэтому я просто кинула на него выразительный взгляд, и он торопливо продолжил:

— Врач сказал, что тебе очень повезло, ничего не сломано, сотрясения нет. Хотя многие ушибы весьма серьезны. Мария будет за тобой присматривать.

Домработница появилась с таблетками и водой и буквально впихнула и влила в меня все это.

— Тебе лучше поспать, — поднялся Женька и пошел к выходу, но в дверях все-таки остановился и хмыкнул: — Отделали тебя будь здоров, но ты живучая, выберешься.

И я выбралась. Сначала дни шли вереницей одинаковых повторяющихся событий, не приносящих ничего, кроме боли. Мне было больно все: есть, мыться, передвигаться. Если пыталась думать, то сразу накатывала страшная головная боль, и я старалась уснуть, чтобы как-то от нее избавиться. Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я стала нормально передвигаться по комнате, а потом сумела сама принять ванную. Мария радовалась за меня, как за родную дочь, я старалась быть дружелюбной. Выходить из комнаты я даже попытки не предпринимала, чувствуя себя в ней в странной безопасности.

— Вы молодец, — похвалила меня Мария после очередного моего самостоятельного рейда в ванную.

— Да, достижение, — усмехнулась я, — сама помылась.

— Вы сильно болеть. Евгений Стаславович, — смешно исковеркала она Женькино отчество, — очень боялся. Что вы умереть или остаться калекой. Но доктор сказал, что все будет хорошо.

— Доктору, конечно, виднее, — заметила я.