Все знания и силы

— Не пускай никого и принеси тазик, — устало попросила юная целительница.

* * *

Лайза Турпин готовилась отправиться на каникулы. В последнее время на нее накатывала грусть, видимо, связанная с приютом, куда девочка совсем не хотела возвращаться, но выбора у нее не было. Приют теперь с ней навсегда. Оставаться в замке на каникулы, впрочем, девочка не хотела, потому что ей нужно было сделать пакость. Пакость она задумала давно и даже разжилась колдографией Дамблдора, с которой потом сделает фотокопии, чтобы расклеить по Лондону в объявлениях типа «разыскивается опасный сумасшедший», должно было получиться весело.

Девочка уже представляла, что будет, рискни Дамблдор появиться на улицах Лондона, и злобно ухмылялась. Незадолго перед поездом у нее закружилась голова, но, уверенная в том, что на всякие зелья у нее аллергия, девочка проигнорировала этот факт. Сев в поезд, Лайза задумалась о том, что через три часа надо будет брать себя в руки и снова становиться злобной жестокой сволочью, чего ей сейчас категорически не хотелось. Поезд шел в Лондон.

Глядя в окно на то, как детей встречают радостные родители, Лайза почувствовала горечь: у нее такого никогда не будет. Будет только школа со злобным директором и равнодушными профессорами, да приют, в котором надо всегда быть настороже. Сердце кольнуло, впрочем, девочка этого и не заметила. Ей было очень грустно, поэтому она решила пройтись по Лондону, прежде чем переться в приют.

Она шла по улице, на которой праздновали и веселились люди, гуляли семьи, всем было тепло и хорошо. Лайза уже понимала, что зря пошла гулять, потому что к горлу подступали слезы, и это было странно. Одиннадцать лет она жила такой — нелюбимой, злой, яростной, а вот сейчас почему-то захотелось тепла. В этот момент в груди будто кто-то поселился, принявшись грызть девочку, потом в глазах помутилось и… Над ней сидела такая же девочка, которая требовала не умирать, и взрослый страшный мужчина, но оба они старались помочь ей, Лайзе. Это было необычно, странно, но девочка чувствовала, что ей не причинят вреда… И она доверилась такой же девочке, как она сама.

Ужас начался, когда Лайзе начали задавать вопросы. Она не могла ответить. Девочку захлестнула паника, но рядом опять оказалась та девочка, выглядевшая сейчас, как доктор. И та девочка смогла как-то успокоить Лайзу, которая почти не сдерживала панику. Видимо, директору удалось что-то с ней сделать.

Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор потирал руки. Безопасные на первый взгляд зелья должны были смешаться в крови Героини, блокируя навсегда возможность говорить, как и позвать на помощь, а близнецы Уизли должны были «подшутить», подсунув свое произведение, вызывающее кровотечение. Непокорная девчонка просто истечет кровью, и этого никто не узнает. А пока можно заняться сменой Избранного. Думая так, Альбус Дамблдор взял в руки палочку, но как раз в этот момент его верхние конечности вдруг сильно заболели и начали усыхать. Громко закричав, Дамблдор рванул в Больничное крыло.

* * *

Выведя все зелья, отчего незнакомку отчаянно рвало, Гермиона тем не менее не смогла добиться от девочки не только осознанной речи, но даже и звуков. Обнаруженная не самая частая кардиологическая проблема никак не могла спровоцировать остановку речи, а незнакомка была в панике, несмотря даже на то, что Гермиона успокаивала ее. Наконец приехали мама и Гарри, но Гермиона, видя, как пациентка реагирует на папу, попросила присутствовать только маму.

— У нее что-то с речью, мама, — произнесла юная целительница. — Надо энцефалограмму снять и посмотреть, что там у нее в голове творится. Тише, моя хорошая, все хорошо, мы все решим, — обняла она девочку. — Надо дать ей ручку и бумагу, может быть, хотя бы имя напишет, может, родных… — увидев реакцию пациентки, Гермиона осеклась. — Понятно.

— Давай я с ней посижу, а ты с папой организуешь? — предложила Эмма Грейнджер.

— Хорошо, мамочка, — кивнула юная целительница и наклонилась к пациентке. — Подождешь? Я быстро.

— А пока Гермиона побегает, мы полежим, — с нежностью произнесла миссис Грейнджер, обнимая незнакомую девочку, изо всех сил, как это было ясно видно, пытавшуюся взять себя в руки. — Хочешь свое имя написать?

Девочка кивнула, борясь с желанием прижаться к этой доброй женщине, которая говорила с ней так ласково. Не понимая, что с ней происходит, Лайза пыталась разозлиться, но не могла. Ей было просто страшно. Женщина, поглядывая на кардиомонитор, уже подключенный к девочке, гладила ее по волосам и тихим голосом уговаривала не волноваться.

— Ну как вы тут? — поинтересовалась запыхавшаяся Гермиона, влетая в палату. — Мама?

— Ее зовут Лайза Турпин, ей очень страшно, доченька, — вздохнула Эмма Грейнджер.