Все в саду

Я прочла про дерево познания добра и зла, и что Ева откусила плод с этого дерева, чем всё и было испорчено навсегда. То есть если бы она знала одно добро, которое никак не называлось бы за отсутствием зла, то Каин не убил бы Авеля и остальные не штамповали бы эту каинову печать до скончания дней. А я в своем райском саду могла бы начать всё сначала. Примерно так я интерпретировала нетрезвые речи деда, восприняв их как руководство к действию. Взяла мотыгу и пошла в сад. Осмотревшись, обнаружила, что он стал похож на лес: лютики, иван-да-марья, крапива, осока. Я знала, что нужно полоть сорняки и рыхлить землю, выкапывать луковицы и удобрять компостом, но не могла понять, как дед ухитрялся ухаживать за таким огромным садом, а бабушка и мама – за домом, и я везде торчала рядом – “помогала”, почему теперь всё это невозможно? Сад похож на лес, дом – на холодную войну с Берлинской стеной, а я вдруг оказалась хозяйкой этого недружелюбного мира. Потому что однажды дед вручил мне документ, где было написано, что я – владелица дома. Прежде был он, а теперь – я. Я не придала этому значения: что значит “владелец”? Это же наш дом, наш потерянный рай, одной мне его не возродить.

Я стала приезжать сюда зимой, с одноклассниками – зимой веселее: снег ровным покровом, бодро зеленеющая ель, коллективно разгребаем дорожки, топим печь, превращаем лед в воду, танцуем под привезенный из Москвы магнитофон, разворачиваем домашнюю еду – каждый брал с собой из дома паек. На Новый год еще и шампанское, игра в бутылочку, поцелуи…

И вот однажды получаю на московский адрес письмо из Зеленограда: меня уведомляют, что дом сносят, за что выплатят мне компенсацию две с половиной тысячи рублей. Чтобы было понятно – построить дачу в те времена стоило примерно пятьдесят тысяч. А земля принадлежит государству, участок “выделяют”, так что и дом – замок на песке, он принадлежит тебе до тех пор, пока земля под ним не понадобилась государству для других нужд. Еду в передовой город по указанному в письме адресу, в кабинете сидит “ответственный работник” – неистребимой породы, рожденной революцией, женщина-робот: “распишитесь вот тут”.

– Не имеете права, это частная собственность! – негодую я.

– В нашей стране частной собственности нет, это личная собственность, с которой государство поступает по своему усмотрению. Если вы еще раз повторите эти слова, вас посадят в тюрьму.

Пауза.

– Берите деньги, пока мы вам их предлагаем.

– Но откуда такая странная сумма? Дом стоит во много раз больше!

– Была комиссия, оценила в такую сумму, ваше мнение никому не интересно.

– Но почему вы отбираете у нас дом? – я одновременно чувствую, что виновата – не уберегла рай, не мотыжила, не пропалывала, не красила крышу зеленой краской, как это прежде делал дед. Перестала быть ангелом. Потеряла бабушку. Не пустила корни на этой земле так глубоко, чтоб их нельзя было выкорчевать. Правда, соседка в белом платочке со всем ее натуральным хозяйством, жившая тут круглый год, пустила, ухаживала, а дом всё равно снесли.

– Расширяется строительство города Зеленограда, ваш поселок идет под снос, завтра приедет экскаватор, расписывайтесь быстрее, девушка, задерживаете, – “ответственный работник” смотрит на меня угрожающе.

“Московская улица, 53”. Этого адреса не существует уже много лет. Когда в моей жизни происходили резкие изменения, мне всегда снилась дача. Это были вещие сны, в том смысле, что, если ждал хороший поворот, снился цветущий сад и не было разделительной стены в доме, а если плохой – сад был в снегу, ночью, и в свете тусклого фонаря можно было различить удаляющихся тритонов.

Экскаватор порубил дом в щепки. Дед вскоре умер. Светлое будущее не настало, но я, как и Ева, хорошо различаю добро и зло. Благодаря этому знанию мир принадлежит мне в гораздо большей степени, чем в детском раю.

ЦПКиО Ольга Вельчинская

Остановившееся мгновение детства: ранняя (потому что тепло), но уже золотая (колорит того дня запомнился) осень, мы с няней моей Аней сопровождаем бабушку в Парк культуры и отдыха. Бабушке едва за семьдесят, но при несомненной душевной молодости и нестареющем интеллекте ходит она с трудом, зрение идет на убыль, не исключено, что это последний ее московский пленэр. Так уж случилось, что территориальная близость Парка культуры, Нескучного сада и Воробьевых гор стала для бабушки моей, художницы, нешуточным утешением на протяжении всех довоенных и немногих отпущенных ей послевоенных лет, то есть с тех самых пор, как семейство наше поселилось в переулке между Остоженкой и Пречистенкой. А случилось это ни много ни мало в апреле 1918 года.