Все у нас получится!

– Пойдемте в кино? В «Горизонте» как раз «Последняя жертва» идет. Это по пьесе Островского. Я, правда, уже видела, но с удовольствием второй раз посмотрю. Актеры хорошие – Олег Стриженов, Михаил Глузский. Хотите?

– А за билет в кино я могу заплатить?

– Можете.

– Тогда пошли!

– Там еще Маргарита Володина играет – она давно не снималась. Замечательный фильм с нею был – «Каждый вечер в одиннадцать». Не видели?

– Что-то не припомню…

Так они начали встречаться. Ирина сильно отличалась от девушек, с которыми Николай привык общаться. Она была на шесть лет младше, но порой Коле казалось, что Ирина взрослее его самого. Она не цеплялась за него, не выглядела влюбленной и относилась слегка насмешливо, хотя и ласково. Прошел месяц, а он еще ни разу ее не поцеловал, сам себе удивляясь. Просто не мог осмелиться. Ирина вызывала в его душе какие-то совершенно новые, необыкновенные чувства: увидев издали ее тонкую фигурку в простеньком цветастом платье, он забывал обо всем, а от случайного прикосновения по коже бежали мурашки. Ирина не казалась какой-то особенной красавицей, но столько нежной прелести было в каждом ее жесте, во взгляде и улыбке, что он совсем потерял голову.

Они ходили в кино, гуляли по бульварам, порой Ирина приглашала его на чашку чая, но это был именно чай, и только. Она преподавала в школе русский язык и литературу, поэтому без конца проверяла тетради, и Николай иногда застревал у нее надолго – просто сидел и смотрел, как Ирина листает страницы, шевелит губами, хмурит брови, качает головой, что-то подчеркивает, а потом решительно выводит оценку. Он готов был провести так всю жизнь.

Первый раз они поцеловались после спектакля – Николай достал билеты в Театр Моссовета на «Царскую охоту», которую поставил Роман Виктюк. Ирина была потрясена: «Как вам это удалось?» Николай пожал плечами. Он вообще не слишком распространялся о себе, предчувствуя, что Ирину это только оттолкнет: он уже понял, каковы ее взгляды на жизнь. Сказал только, что его отец – министерский чиновник, а мама – врач, не уточняя, что она работает в ЦКБ[1]. Впрочем, Ирина тоже не любила говорить о себе: Николай не сразу узнал, что Ирина выросла без отца, а мать рано умерла, и воспитывала ее бабушка. Всю обратную дорогу они говорили о спектакле и Маргарите Тереховой, игравшей Елизавету.

– А «Зеркало» вы смотрели? – спросила Ирина. – И как вам?

– Честно говоря, мало что понял. Заумно очень. Но красиво. А вы, между прочим, на Терехову чем-то похожи.

– Не думаю.

– Это не внешнее сходство. Вы звучите одинаково.

– И как же?

– Как скрипки, мне кажется.

– Интересно! А вы кто?

– Я-то? – Он усмехнулся. – Барабан, не иначе. Или эти, как их… литавры!

– Нет, вы гораздо более сложный инструмент.

Никогда в жизни Николай не вел подобных разговоров и сам не понимал, откуда у него берутся такие слова. Да он вообще с девушками особенно не разговаривал, предпочитая быстрые и решительные действия. Ему мало кто отказывал: красивый парень, сильный, самоуверенный и перспективный. Что же с ним сейчас-то происходит? Николай заглушил мотор и посмотрел на Ирину с тоской: она уйдет через минуту, а когда они увидятся снова – неизвестно, и как она к нему относится – непонятно…

– Что ты вдруг так загрустил? – спросила Ирина, и у Николая вся кровь прилила к лицу: она обратилась к нему на «ты»!

– Иринушка…

– Ох, горе, – сказала она и погладила Николая по щеке. – Так ты поцелуешь меня когда-нибудь или нет?

Они чуть не час целовались, сидя в машине, и не было в этих поцелуях никакого вожделения, никакой «африканской страсти», как в «Последней жертве», – одна нежность. И невероятная близость. В день рождения Николай подарил ей огромную охапку бледно-розовых гвоздик. Ирина ахнула:

– Какая прелесть! Никогда такого оттенка не видела. Куда же я их поставлю?

– Ведро надо, – сказал Николай.

– Ну что ты! Такое чудо нельзя в ведро. А можно, я с соседями поделюсь?

Они долго пристраивали цветы по разным вазам и банкам, одаривали соседей, которые тоже удивлялись и норовили отдарить чем-нибудь вроде шоколадки, так что Николай уже не чаял остаться с Ириной наедине. Наконец последние пять цветков были помещены в бутылку из-под кефира, и Ирина обняла Николая:

– Спасибо! – А потом вздохнула, глядя на его страдальческое выражение. – Что же мне с тобой делать-то?

– Выходи за меня замуж! – бухнул он.

– Прямо замуж? – Ирина, улыбаясь, разглядывала взволнованное и покрасневшее лицо Николая. – Думаешь, это хорошая идея?

Коля опустился на колени и обнял ее ноги:

– Иринушка…

Сердце разрывалось от мучительного и сокрушительного чувства – слово «любовь» не выражало и сотой доли его эмоций, а других слов он не знал, поэтому только повторял: «Ирина, Иринушка». И она сжалилась над Николаем. Опустилась к нему на ковер и спросила, заглянув в глаза:

– Ты меня любишь?

– Да!