Все твои совершенства

Мне требуется несколько минут, чтобы собраться с мыслями. Я убеждаюсь, что лицо у меня больше не красное, и возвращаюсь в гостиную. Грэм лежит на диване и смотрит телевизор. Он освобождает мне место на диване и притягивает меня к себе. Время от времени он целует меня или я целую его, и я чувствую себя так же, как раньше. И притворяюсь, что все в порядке. Я притворяюсь, что каждый второй день недели похож на воскресенье в доме родителей Грэма. Как будто, когда мы здесь, все остальное куда-то девается, есть только я и Грэм, и у нас все хорошо.

После ужина мы с Грэмом вызываемся мыть посуду. Он включает радио, и мы стоим рядом у раковины. Я мою, он ополаскивает. Он говорит о работе, я слушаю. По радио начинает звучать песня Эда Ширана, руки у меня все в мыльной пене, но Грэм все равно привлекает меня к себе, и мы начинаем танцевать. Мы прижимаемся друг к другу и двигаемся медленно-медленно – его руки на моей талии, я обнимаю его за шею. Его лоб прижат к моему, и хотя я знаю, что он смотрит на меня, я держу глаза закрытыми и притворяюсь, что мы – идеальная пара. Мы танцуем вдвоем почти до самого конца песни, но тут на кухню заходит Кэролайн и застукивает нас.

Через пару недель у нее должен родиться третий ребенок. Одной рукой она держит бумажную тарелку, а другой держится за поясницу. При виде нас она закатывает глаза.

– Даже не представляю, что вы творите дома, если и на людях не можете оторваться друг от друга. – Она бросает тарелку в мусорное ведро и направляется обратно в гостиную. – Вы, наверное, из тех отвратительно идеальных пар, которые занимаются сексом по два раза на дню.

Дверь закрывается, мы остаемся одни, песня заканчивается, и Грэм просто смотрит на меня. Я знаю, что замечание сестры заставило его задуматься, с чего это я проявляю такую нежность. Я уверена, что он хочет спросить меня, почему я так люблю его прикосновения на людях, но отшатываюсь от него, когда мы наедине.

Но он ни о чем таком не спрашивает. Он протягивает мне полотенце, чтобы я вытерла руки.

– Ну что, готова ехать домой?

Я киваю, но чувствую, что сейчас начнется. Во мне нарастает нервозность. Опасение, что моя нежность в гостях матери заставит его подумать, что она продолжится и дома.

Из-за этого я чувствую себя худшей женой на свете. Я веду себя так не потому, что не люблю его. Но, может быть, если бы я любила его сильнее, то и вела себя по-другому.

Хотя я и понимаю, насколько несправедлива к нему, это не мешает мне лгать ему по дороге домой.

– Кажется, у меня начинается мигрень, – говорю я в машине, прижимаясь лбом к пассажирскому окну.

Дома Грэм велит мне лечь в постель и немного отдохнуть. Пять минут спустя он приносит мне стакан воды и аспирин. Он выключает свет и выходит из комнаты, а я плачу, потому что ненавижу то, во что превратила наш брак. Сердце моего мужа – мое единственное утешение, но его физическое прикосновение стало моим врагом.

11 Прошлое

Я чувствую рядом с собой тепло его тела. Как хорошо: солнце уже взошло, а он все еще здесь. Еще не открыв глаза, я чувствую, как Грэм пошевелился. Его рука находит мою под подушкой, и наши пальцы переплетаются.

– Доброе утро.

Я открываю глаза и улыбаюсь. Он поднимает другую руку и проводит большим пальцем по моей щеке.

– Что я пропустил, пока ты спала? Что тебе снилось?

Как мило, кажется, это самое приятное, что я когда-либо слышала. Не знаю, хорошо это или плохо.

– Мне приснился какой-то странный сон. С твоим участием.

Он оживляется, отпускает мою руку и приподнимается на локте.

– Правда? Расскажи.

– Мне снилось, что ты пришел ко мне весь упакованный в костюм для дайвинга. И сказал, чтобы я тоже надела костюм для дайвинга, потому что мы собираемся поплавать с акулами. Я сказала, что боюсь акул, а ты ответил: «Но, Квинн, на самом деле это не акулы, а кошки!» Тогда я сказала, что боюсь океана. А ты ответил: «Но, Квинн, на самом деле это не океан, а парк!» Грэм смеется.

– Ну а потом?

– Я, конечно, нацепила костюм для дайвинга. Но ты не повел меня ни к океану, ни в парк. Ты повел меня знакомиться с твоей мамой. А я была жутко смущена и зла на тебя, потому что пришлось садиться за стол в костюме для дайвинга.

Грэм хохочет и падает на спину.

– Квинн, это лучший сон во всей мировой истории снов.

И мне тут же захотелось рассказывать ему все свои сны до конца жизни. А он поворачивается и смотрит на меня так, словно ему хочется до конца жизни оставаться у меня. Мне это приятно. Он наклоняется вперед и прижимается ртом к моим губам. Я бы с радостью провалялась с ним весь день в постели, но он отстраняется и говорит:

– Есть хочется. У тебя найдется какая-нибудь еда?

Я киваю, но, прежде чем он успевает подняться с кровати, тяну его обратно и прижимаюсь губами к его щеке.

– Ты мне нравишься, Грэм. – Я скатываюсь с него и направляюсь в ванную.

– Конечно, я тебе нравлюсь, Квинн! – кричит он мне вслед. – Мы же родственные души!