Все тайны Третьего Рейха

Эта деталь биографии Листа не осталась без внимания Адольфа Гитлера. Он всегда помнил, что именно Лист первым в новейшей немецкой истории отметил 1500-летнюю годовщину легендарной битвы при Карнунтуме и увековечил священным ритуалом славу немецкого оружия и победу германцев над римлянами.

Гвидо фон Лист и в юные годы, и в старости негативно относился к тому, что принято считать буржуазной моралью и техническим прогрессом, он мечтал о счастливой земле предков — затерянном среди гор и лесов уголке, где жива вера в языческих богов, и народ наделен лучшими чертами древних ариев. Современность ему совсем не нравилась. Так что история и изучение текстов и старинных построек были той отдушиной, без которой он не мог бы и выжить.

Лист воплощал мечты лишь в литературных произведениях и пьесах, и эти книги и постановки, очевидно, были пропитаны такой страстью и целеустремленностью, что вызывали у публики воодушевление и любовь. Во всяком случае, так эти творения воспринимало доброжелательное к Листу окружение. Окружение было специфическим.

Карнунтум, или Языческие Ворота, — остатки древнего римского поселения, в котором некогда немцы одержали победу над римлянами

Увы, успех Листовых творений был связан не столько с литературным даром автора, сколько с тем, что к старости он стал ярым антисемитом. Именно эти настроения все больше и больше охватывали многонациональную Вену, особенно после массового переселения евреев из Галиции. Лист с его пангерманизмом и неприятием чуждого влияния евреев затрагивал в душе толпы отнюдь не самые романтические струны. Сам он вряд ли понимал, что аплодисменты звучат не его таланту, а его позиции.

Лист нападал на евреев и возвеличивал древних германцев. Публике это очень нравилось, ведь публика была не еврейской, зато евреи автора осуждали и относились к нему брезгливо.

В начале XX века старый идеолог ариософии увлекся исследованиями в области лингвистики. Это была популярная тема, в лингвистике тогда искали ответы на вопросы, откуда пришли в Европу ее нынешние жители. Лист написал многостраничный манускрипт об истории языка древних германцев и его связи со знаками рунического письма, причем в научный труд были введены понятия из оккультизма и каббалистики.

Так, например, в качестве знакового отражения стадий творения мира он называл древнейшие известные нам символы — свастику и трискелион. Даже геральдические знаки Лист интерпретировал как рунические древние символы, разобрав и систематизировав немало древних рыцарских гербов. Эти знаки он связывал с древним (утраченным) знанием жрецов Вотана.

Ученые восприняли исследование с усмешкой, зато мистики приняли книгу с восторгом. Самое занятное, что научные изыскания в этом труде соседствовали с мистическими откровениями. Ученые совершенно справедливо считали, что исследование написано дилетантом. Ни один серьезный исследователь не посмел соединить несоединимое — магию и науку. Но для Листа был важен не метод, а результат, цель. Цель всегда была одной: побольше узнать об истории древних ариев. Недаром он затеял хлопотное и трудоемкое дело — стал публиковать в теософских журналах цикл «Ариогерманских исследовательских отчетов», которые с интересом поглощал юный Гитлер.

Если Шлиман искал Трою по Гомеру, то Лист искал ариев по северным мифам — Старшей Эдде, исландским сагам. Наукой, конечно, эти труды Листа не стали, но ему удалось другое — возродить язычество в христианской Австро-Венгрии. Так им было положено начало движению неоязычников.

Главным их богом с легкой руки Листа стал 'Oдин (Вотан), который считался богом войны древних германцев и покровителем героев Валгаллы. Вотан, как известно, дал германцам оружие и научил их сражаться, он был богом тайного (герметического) знания, создал магию и умел беседовать с миром теней. Свои знания он получил страшной ценой, подвесив себя вниз головой на Мировом Древе Иггдрасиль, пожертвовав своим собственным глазом за право владеть тайнами мира. Вот как пишет об этом древняя Эдда:

Знаю, висел я
в ветвях на ветру
девять долгих ночей,
пронзенный копьем,
посвященный Одину,
в жертву себе же,
на дереве том,
чьи корни сокрыты
в недрах неведомых.
Никто не питал,
никто не кормил меня,
взирал я на землю,
поднял я руны,
стеная их поднял —
и с дерева рухнул.

(Перевод Л. Корсуна)