Доктор чуть не плакал от страха и унижения.
Глубоко посаженные глазки рыжего посетителя сверкнули такой неприкрытой угрозой, что у Бориса Ивановича начался нервный тик.
– Я… я не з-знаю… – заныл он, безвольно откидываясь на спинку стула и закатывая глаза. – Хотя… она обращалась к экстрасенсу… к-кажется…
– Экстрасенсу? – Старик презрительно скривился и фыркнул.
– Да… да… – подтвердил доктор. – Это Игнат. Ясновидящий и целитель… Я вам скажу его адрес. Он может подсказать, где Валерия…
– Пфф… – Рыжий посетитель выпустил клуб дыма прямо в нос Борису Ивановичу.
Доктор, не привыкший к ядовитым испарениям, отключился. Пациент как ни в чем не бывало отправился восвояси.
Очередной больной, не дождавшись сигнала «Входите», робко постучал в дверь. Потом еще и еще. Наконец он не выдержал и заглянул в кабинет.
– Доктору плохо! – шепотом сообщил он остальным.
Борис Иванович был в глубоком обмороке…
Как его привели в себя, сделали укол и отвезли домой, доктор помнил смутно. Дома, едва живой от слабости, он пытался восстановить в памяти происшедшее, но без особого успеха.
«Я переутомился, – решил он. – Слишком много работаю. Который год без нормального отдыха! Я не думаю о себе…»
У него опять возник вопрос: почему он не чувствует удовольствия от жизни? Ведь он еще не стар, здоров, любит свою работу, имеет успех у женщин… В чем же причина? Он ходил в церковь, исповедовался, причащался, постоянно читал духовную литературу, но… Это «но» доктор объяснял невозможностью испытывать радость, когда вокруг столько несчастных, больных и заблудших. Только эгоист может веселиться на пепелище. Только глупец торжествует, когда вокруг стоит стон и плач…
С этими мыслями он и уснул, твердо решив, что возьмет отпуск и поедет к матери, отдохнуть душой. Хотя бы на недельку!..
В велинском музее стояла привычная тишина. Посетителей не было, и Вика могла помечтать. Ей нравился зал, в котором располагалась экспозиция дворянского быта. Мебель, картины, кое-какая посуда – все из бывшего имения Баскаковых. Теперь девушка смотрела на знакомые экспонаты совершенно другими глазами.
Портрет Александры произвел переворот в ее душе. Какая прелестная женщина! И какая несчастная. Страшно подумать, что эта обворожительная дама рассталась с жизнью в самом расцвете молодости и красоты. Ужасная и загадочная судьба…
Вика вспомнила, как странно вел себя Николай в коломенском доме. Сначала храбрился, а потом раскис. В общем, молодой человек произвел на нее приятное впечатление: внимательный, вежливый, не жадный. И поговорить с ним интересно. Пожалуй, она не против встречаться с ним. А рыжий старик Вике не понравился. Особенно взгляд – так и пронизывает насквозь.
Но ради портрета можно и потерпеть. Все же хозяин коломенского дома не отказал им с Ником, показал картину. Какое платье было на Александре, прическа, жемчуга! А серьги… У Вики захватило дух, когда она их увидела.
Александра Баскакова завладела воображением девушки. Красавица с необычной трагической судьбой, героиня любовной драмы, которая унесла свою тайну в могилу… Разве сравнишь со скучной повседневной жизнью Вики? Дом, музей, магазины, мамины нравоучения, одинокие вечера у телевизора, подружки, сплетни… Беспросветное существование.
Ах, как Вика надеялась, что вырвется когда-нибудь из душного, надоевшего ей мирка! Потому ее и увлек Валентин, что он не местный. Он назначил ей свидание – не в кафе, на дискотеке или в парке, а на развалинах старинной усадьбы, ночью, в полнолуние… там, где бродят души умерших возлюбленных…
Николай тоже ничего. Пригласил ее в Москву, обещал вернуть бумаги из музейного архива. Вика была умной девушкой и, когда Валентин перестал ей звонить, сумела подвергнуть их отношения безжалостному анализу. Парень не собирался за Викой ухаживать – он просто-напросто ее использовал. Выпросил архивные тетради и скрылся. Интересно, что в них такого было? Надо будет почитать…
– Виктория, – прервала ее размышления дежурная. – Я ухожу. Ты закроешь?
– Да, конечно…
– Не забудь проверить все окна и включить сигнализацию.
– Хорошо.
Вика любила оставаться в музее одна, в полумраке, в окружении старых вещей. Мама с детства брала ее с собой на работу, и все, что хранилось тут, – от наконечника первобытного каменного топора до штыка времен войны с Наполеоном, – было ей родным и знакомым.
Дежурная уже оделась и торопилась уйти.
– У сына день рождения, ребята придут. Надо хоть картошки сварить, салатик какой-то сделать… Я побегу?
Вика проводила ее, заперла дверь и вернулась в «дворянский зал». Свет почти везде был потушен, но она могла ходить по музею с закрытыми глазами. В оружейном зале послышался слабый шорох. Наверное, мыши. Надо будет завтра сказать маме…
Почему она осталась? Захотелось побыть одной, подумать… бумаги кое-какие привести в порядок. Но работа не ладилась. Смутное беспокойство мешало сосредоточиться. Вике показалось, что за ней кто-то наблюдает из-за пыльных портьер.
– Ерунда! – рассердилась она на себя. – Не хватало только превратиться в такую же трусиху, как Макаровна!