Все сначала

И вообще, что может быть печальнее, чем все эти лингвистические препирательства на гастрономические сюжеты? Какие споры назвать воистину тщетными и отчаянно, безнадежно напрасными, как не вот эти вот — о “правильном”, “аутентичном” и “единственно допустимом” за столом?

Ведь написано же всем нам было один раз:

Чебутыкин (идя в гостиную с Ириной): И угощение было тоже настоящее кавказское: суп с луком, а на жаркое — чехартма, мясное.

Соленый: Черемша вовсе не мясо, а растение вроде нашего лука.

Чебутыкин: Нет-с, ангел мой. Чехартма не лук, а жаркое из баранины.

Соленый: А я вам говорю, черемша — лук.

Чебутыкин: А я вам говорю, чехартма — баранина.

Соленый: А я вам говорю, черемша — лук.

“Три сестры”. Чехов. Что еще? Что еще вы хотите, чтобы я сказал вам о том, как мы не слышим друг друга, как друг друга не чувствуем, как легко сбиваемся на…

Ай, ну уже ладно!..

БАБАГАНУШ ДЛЯ СОБРАВШИХСЯ У ОГНЯ

(на небольшую компанию)

10 небольших баклажанов — хорошо бы южных, грунтовых

Кинза, мята, зеленый базилик — по пучку, причем кинзы надо побольше

2 зубчика чеснока

Пол-лимона

2 ложки коричневого сахару

Полстакана очень хорошего оливкового масла “extra virgin”

Соль, перец

О естественном дуализме, в котором вовсе нет ни лицемерия, ни двоедушия Два салата из авокадо

Нужно было преодолеть последствия культа личности, пережить эпоху волюнтаризма и переждать пору застоя, потом испытать на себе последствия ускорения, перестройки и демократизации, обрушить железный занавес и берлинскую стену, решиться на либерализацию цен и уцелеть среди ваучерной приватизации, чтобы дожить до того дня, когда в отечественную гастрономическую практику, а следовательно в нашу жизнь, скромно, но с достоинством вошел авокадо.

Конечно, Большая советская энциклопедия знала о нем и раньше, хотя помещала среди понятий и категорий, далеких от жизненных интересов и вкусов советского человека. Место для “аллигаторовой груши” (Persea Americana), рода вечнозеленых плодовых растений семейства лавровых, нашлось где-то в пограничной зоне между дебрями науки и библейскими кущами, следуя непосредственно за “Авогадро числом — числом молекул в одном моле любого вещества…” и предшествуя “Аврааму, Абраму, — мифическому родоначальнику евреев…”. Дело еще больше осложнялось тем, что из одного советского издания в другое кочевала словарная статья об авокадо, содержавшая чудовищную опечатку (по Фрейду, конечно, куда ж без него), которая впоследствии просочилась и во многие интернетовские источники: растение называлось там Persea Armeniaca, что в переводе с латыни должно было бы означать “груша армянская”.

Гастрономическая же теория и практика оставались насчет авокадо в счастливом неведении. Хотя что в нем, собственно, счастливого? Классическая “Книга о вкусной и здоровой пище” легко управлялась с ананасом, анисом, анчоусами и аргентиной (не страной, понятное дело, а сельдеобразной рыбкой, называемой еще иногда серебрянкой или золотой корюшкой, чего только не узнаешь, господи-божемой, один раз забравшись на стремянку уже под самый потолок и раскрыв там пыльный том БСЭ), но об авокадо в ней не было ни слова. Фундаментальная “Кулинария” 1955 года предлагала четыре способа приготовления, видите ли, артишоков, но об авокадо опять-таки ни гу-гу.

Заговор молчания (точнее, неведения) первыми нарушили, кажется, Вайль с Генисом, дважды или трижды упомянувшие в тексте “Русской кухни в изгнании” удивительного аборигена их новой родины. Потом стали случаться встречи советского человека с загадочной зеленой грушей уже и лицом к лицу — одну из них описал Виктор Шендерович в “Балладе об авокадо”, полной неподдельной нежности и отчаяния. Потом в Москве открылись первые заведения американского и мексиканского профиля, со всеми их такосами, начосами и прочими гуакамоле. А там и суши-бары подвалили толпою, высоко неся свои роллы “Калифорния”.

Так и пошло.