Все сначала

Императрица была необыкновенно милостива к покрытому славой и боевыми ранами авантюристу-наемнику, спросила его о дальнейших планах и сумела сдержать удивление, когда тот заявил, что намерен вернуться в родную Ажеролу, чтобы провести остаток дней в смиренных сельских трудах. В качестве особой награды генерал неожиданно попросил разрешения взять с собою на обратном пути несколько племенных коров с острова Джерси, которые вообще-то были категорически запрещены к экспорту.

Именно эти коровы, скрещенные с местной породой “бруна итальяна”, дали начало замечательной расе “ажеролезе”, до сих пор составляющей основу молочного животноводства в Южной Италии. Их-то молоко и оказалось идеальным для моцареллы. Не буйволиной, а как раз наоборот — коровьей, “фьор ди латте”. Популяризаторы гастрономической истории, как всегда, все напутали.

А буйволицы? Ну, что буйволицы: с ними никаких чудес нет. Их колонисты из арабской Африки и Ливана привезли — сначала в Сицилию, а потом и в Кампанью — еще в начале VII века. Только и всего.

В САМОМ ДЕЛЕ КРЕСТЬЯНСКИЙ ПИРОГ С МОЦАРЕЛЛОЙ

(на шесть больших ломтей)

Для теста:

2 стакана (250 г) муки

Полпачки масла, холодного, лучше даже замороженного, — мелкими кубиками

2 яйца

1 столовая ложка сахара

Соль и свежемолотый черный перец

Для начинки:

3 полных стакана (400 г) натертой на крупной терке моцареллы, только не дешевой, “для пиццы”, а настоящей, хорошей, без дурацкой экономии

Кусок толстой салями размером с ладонь (100 г), тонкими двухсантиметровыми полосочками, или горсть мелких зеленых оливок, или вяленых помидоров — или такая же горсть мелкого изюма, и тогда уж немного цукатов и кураги

Еще 6 яиц, тщательно взбитых

Соль, перец, немного тертого мускатного ореха

2011. Всё сначала Четыре глинтвейна

Сен-Гилем-лё-Дезер, берег Бретани в центре Амстердама, Шотландия

Вот так вот выдохнуть и начать всё сначала.

Порыться день-другой в интернете на сайтах мелких маклерских контор, потом взять билет до Ниццы, там машину — и поехать на запад, вдоль моря, не торопясь. Почти сразу за Монпелье, где Прованс, собственно, уже кончился, и начинается Лангедок, свернуть направо и наверх в горы, через Синьяк и Аниан, вдоль тесной долины Эро. В общей сложности дорога займет часа четыре, не больше. После средневекового Чертова моста (это не тот Чертов мост, где Суворов, тот вообще в Швейцарских Альпах, но этот старше лет на четыреста), дорога свернет налево, по узкому ущелью ко въезду в деревню. Тут оставим машину, дальше пешком; та улица, что идет по верху склона, это и есть rue du Bout du Monde, улица Края Света.

По правой стороне — крошечный ресторанчик-крепри без названия, как и было написано в объявлении. “Спросить Жан-Филиппа”.

Спрашиваю. Жан-Филипп входит с кухни, ему лет сорок, он тощий, носатый и почти лысый, я так всегда представлял себе провинциального школьного учителя — в круглых металлических очках, в ковбойке и накинутом на плечи свитере с завязанными на груди рукавами.

— Это вы продаете гостиницу? Анонс… Вы в интернете вывешивали анонс

— А… Здравствуйте. Я, верно. Пешком шли от паркинга снизу? Хотите горячего выпить?

В конце декабря холодно даже в Сен-Гилем-лё-Дезере. Летом здесь должно быть страшное пекло, а вот теперь промозгло, туман лежит прямо на брусчатых мостовых. Хочу горячего, да, конечно.

Жан-Филипп приносит глинтвейна в пивном стакане на блюдечке с несколькими кусками темного тростникового сахара.

За окном отлично видно дом напротив, сложенный из крупных блоков желтоватого песчаника, с пробивающимся кое-где в швах мхом, с сухими бечевками дикого винограда вверх по углу до самой крыши, с давно не крашенными амбарными воротами из толстенных серых брусьев, собранных по-старинному, в елочку

— Ну, вот он и есть. Это не гостиница в общем-то — скорее приют для туристов-бэкпекеров. Там три дортуара больших, по пять кроватей, и два парных номера на первом этаже. В мансарде квартира для управляющего. Маленькая, но с ванной. Вон, вон окно треугольное приоткрыто. Крышу мы перекрыли два года назад, и лестница совсем новая. Грибка в доме нет, трещин нет, балки целы. Вторые пятьсот лет он, может быть, не простоит, но лет на двести его еще хватит, я думаю. Пойдем посмотрим? Я возьму ключ.