Вернулся Харис с лимонадом. За ним следом официантка с подносом. Когда она вышла, Харис разлил водку по стаканам, но к ним никто не притронулся. Сидели молча.
— Хороним мы, что ли, кого? — крикнул Харис. — А ну выпьем, ребята!
Звякнуло толстое стекло. Осушив стакан, Харис сказал:
— Рейнис, я могу подкинуть тебе деньжат. Ну-ну, не маши руками, не строй из себя кисейную барышню. Купишь матери корову, а там разживешься, отдашь. Но может, все-таки передумаешь, останешься с нами? Я иногда не понимаю вас, ребята. Есть у вас обоих склонность простейшие вещи настолько усложнять, что в них не найдешь ни конца, ни начала. И вот тогда вы ходите вокруг как потерянные.
— Ну, зачем ты так, — возразил негромко Каспар. — Ведь он ради матери уезжает. О себе Рейнис думает меньше всего. И вообще, давай не будем об этом, не пора ли сменить пластинку?
Каспар вытащил пачку денег и сунул Рейнису в карман. То же самое проделал и Харис, отсчитав под столом несколько бумажек.
— Ребята, ну зачем вы… — бормотал Рейнис. — Зачем это нужно…
Наконец настало время вставать. Харис подхватил Рейнисов чемодан, и они втроем вышли на площадь, на краю которой чернел грузовик — бродячая ремонтная мастерская. Каспар пошел купить билет и скоро вернулся.
Беспросветная осенняя тьма опустилась на землю, и в ней, как маленькие солнца, посвечивали станционные огни. От влажного воздуха все кругом было покрыто изморосью, и голые липы под фонарями отливали угольной чернотой, и черный асфальт перрона поблескивал под липами, и черные лужи на булыжной мостовой.
Приближался поезд.
Будто желая обнять Рейниса, Каспар положил ему на плечо руку, но, устыдившись, тут же отдернул и только сказал:
— Так ты пиши, ладно? Не забывай… Обязательно пиши.
— Не забуду! — крикнул Рейнис, стоя в дверях вагона. — Никогда!
— Мы еще увидимся, старина! — крикнул Харис.
И сквозь грохот и шипение до них донеслось:
— Непременно увидимся!
В темноте мигнул красный огонек последнего вагона, над паровозом взметнулся и погас сноп желтых искр. Поезд скрылся из виду, слышен был только мерный перестук колес. И этот понемногу замирающий звук заронил в душу Каспару тоску, и она несла его вслед уходящему поезду, обгоняя его, уносясь еще дальше в ночь. Мчатся в ночи поезда, и нет конца стальным путям, они связывают большие города, далекие земли, чужие народы. Иногда поезда увозят близких людей, как будто частицу тебя самого увозят, и тогда становится грустно, что-то сжимается внутри, словно задели тебя за живое. Но, должно быть, иначе нельзя. Не сидится людям на месте!
— Ну что, Каспар, пойдем?
— Пошли.
С того места, где они оставили машину, хорошо были слышны глухие удары, — что-то тяжелое падало с высоты. Вдоль путей цепочкой уходили станционные огни и где-то там, сойдясь в кружок, подсвечивали небо.
— Бревна грузят в вагоны, — сказал Каспар, открывая дверцу кабины. — Даже ночью нет людям покоя.
— Эти ночью только и работают, — отозвался Харис. — Под вечер паровоз подтянет к станции порожние вагоны, а наутро возвращается забрать груженые.
Двигатель урчал чуть слышно, легкая дрожь сотрясала кабину, и казалось, она живая. По стеклу бегал «дворник», образуя два прозрачных полукружья.
— Может, постоим немного? — предложил Каспар.
Они молча сидели в темной кабине и слушали. Через равные промежутки со склада доносились глухие удары, можно было подумать, какие-то гигантские часы отсчитывают секунды. Веселая компания пересекла площадь и скрылась за дверью столовой; чья-то лошадь, запряженная в телегу, дожидалась у коновязи хозяина. А они все сидели, как люди, отшагавшие немалый путь, сидели, чтобы, отдохнув немного, отправиться дальше. Должно быть, и Рейнис сейчас сидит у вагонного окна и смотрит, как в тумане проплывают станционные огни. Было их трое, теперь остались вдвоем — Рейнис уехал.
— Что вечером собираешься делать? — немного погодя прервал молчание Каспар. — Чувствую, домой тебя не тянет.
— Насчет дома ты угадал, — ответил Харис, — а вот чем занять себя, пока не знаю. Может, в кино схожу, может, еще куда. Говорят, завмастерских мировое пиво сварил, надо бы отведать. Или к девчонке какой завалиться? Что ни говори, воскресный вечер… Не знаю пока. Доедем до клуба, там будет видно.
— Что касается пива, ты все же подумай. Завтра на работу. Пронюхает старик, не поздоровится.
— Э, не пугай, мы пуганые!
Машина осторожно протряслась по булыжнику и вскоре остановилась при выезде на шоссе. На другой стороне железной дороги, за шлагбаумом, светился огнями клуб леспромхоза. Харис вышел. С шумом захлопнулась дверца, и дальше Каспар поехал один.
В какой-то момент ему показалось, что рядом с ним сидит Юстина, и он, позабыв о дороге, даже скосил глаза. Какая глупость! Везде ему мерещится Юстина, хотя он знает, что она давно уехала — еще до Рейниса. И Юстину теперь можно вспоминать как тихую вечернюю песню, которая не вызовет ни боли, ни радости, только всколыхнет воспоминания, которые Каспару хотелось бы сравнить с пылающим закатом.