Все пули мимо

— Как так — на осень? Почему?! — возмущаюсь ошарашено. Так избирком мне все планы нарушит! Что это ещё за волокита в наше судьбоносное время, когда, можно сказать, весь народ в едином порыве хочет как можно скорее своего избранника в законодательном органе страны лицезреть! В морде лица моей персоны, разумеется.

— Всё согласно закону, — поясняет Сашок. — Да и не имеет смысла перевыборы раньше проводить, так как через месяц Дума на каникулы отправится.

— А вот фиг им! — вырывается у меня в запальчивости. — Я не я буду, если перевыборы через две недели не состоятся!

Смотрит на меня недоумённо Сашок, затем улыбку себе дипломатическую позволяет — это тебе, мол, не бюллетени фальшивые в урну напихать. А улыбка хитрая такая, ничего снисходительного или оскорбительного в ней вроде бы и нет, но вот превосходством мощным от морды Сашка так и прёт. Небось, в МГИМО специальный курс по улыбкам таким существует, поскольку ни у кого, кроме как у дипломатов, я таких улыбок на мордах не наблюдал. Года два, наверное, перед зеркалом тренироваться нужно, чтобы совершенства в исполнении достичь.

— Это вряд ли, — спокойненько так Сашок замечает.

Но и на меня тоже уравновешенность снисходит. А чего, собственно, петушиться? Всё в руках наших.

— Приходи завтра ко мне в домик вечерком, — говорю, — поужинаем, о том о сём покалякаем, телик поглядим. Программу «Время». Оттуда и узнаем, что всё, как я сказал, так и будет. На что спорим?

Вперился в меня Сашок озадаченно взглядом немигающим, молчит, шариками-роликами в черепушке ворочает.

— Да не боись, не на миллион баксов пари заключать будем. Точнее, это я на кон столько ставлю. А вот ты, ежели проиграешь, ма-ахонькое удовольствие мне доставишь. Про трезвенность свою завтра за ужином напрочь забудешь. Идёт?

— Если по-твоему случится, — вздыхает Сашок, — то я и без пари «вумат» нажрусь.

— Вот и ладненько. Значит, завтра вечером у меня.

На следующий вечер Пупсик в гостиной лёгкий ужин на двоих организовал и сам корректно ретировался. Алиска, что вьюном любвеобильным возле меня каждый вечер вьётся, без всяких возражений тоже к себе в комнату в момент испарилась. А как иначе — у мужа «деловая» встреча! Во, малец её выдрессировал — не баба с норовом паскудным, а идеал супруги. Святая. Не знай я возможностей Пупсика, ни в жисть не поверил бы, что норовистая толстомясая сучка может в образец женского совершенства обратиться.

Сели мы, значит, за стол с Сашком, о том о сём вяло калякаем, на телик работающий одним глазом косимся. Программу «Время» ждём. Он водичку минеральную попивает, я водочку потихоньку сосу. И вижу, что Сашок не то чтобы на иголках сидит, но явно настороже. В последнее время замечаю, что нервишки у него пошаливать стали. Да, друг мой ситный, это тебе не пару-тройку «крутяков» замочить. Это у меня в перестрелках поджилки трясутся, а тебе кого к праотцам отправить — плёвое дело. Там всё просто и понятно. Пиф-паф — и выноси жмуриков. Элементарная арифметика. Наши же дела с Пупсиком высшего порядка. Их понять-разуметь — рассудком тронуться можно.

Наконец дождались мы программы «Время». Комедия прямо с первых минут, без вступления всякого, началась. Вылезает на экран председатель Центризбиркома — жердь такая сухопарая — и начинает нашу окружную комиссию и в хвост и в гриву чихвостить. Мол, на весь мир цивилизованный демократию молодую расейскую ославили, деньги налогоплательщиков по ветру пустили. А посему, чтоб в глазах мирового сообщества оправдаться да кошельки россиян больше не трясти, перевыборы через две недели пройдут. При этом наряду со старыми кандидатами на выборы и новые допускаются, кто в три дня документы на себя подготовить успеет. Пусть все видят открытость и оперативность России новой в вопросах политических жизненно важных, ибо без депутатов думских она просто-таки существовать не может. А чтобы вновь мордой в грязь не ляпнуться, Центризбирком в наш город чуть ли не всем составом прилетит.

Я этот маразм лишь вполуха слушаю, сам не на телик смотрю, а за Сашком наблюдаю. Что каменный выслушал он всё, ни одна мышца на лице не дрогнула. Лишь пятна красные на скулах выступили. А когда председательская речуха закончилась, да все комментарии выспренние блюдолизов правительственных в её адрес отзвучали, взял он графин водки, налил рукой твёрдой фужер до краёв и движением чётким опростал. Дух не переводя, что воду выпил. Наколол затем вилкой огурец, хрупать стал. А как пятна красные на лице в сплошную багровость слились, грохнул он по столу кулаком, с вилкой в нём зажатой, да в меня глазами, доселе ничего не видящими, вперился.

— Каким образом?! — вопрошает голосом севшим.

— Дык я тебе объяснял уже… — усмехаюсь.

— Не верю!!!

Пожимаю плечами, на вилку, кверху зубьями хищными из его кулака торчащую, смотрю. Как бы не саданул ненароком в запальчивости, думаю опасливо. И здесь мне мысль гениальная в голову ударяет.

— Глянь-ка на свою вилку, — советую тихо.