Все пропавшие девушки

Она тряхнула головой. Волосы у нее были, как и у Лоры, длинные, тонкие, белокурые, но Кэти утяжелила их каким-то гелем, да еще и начес сделала. Успела дважды развестись, однако посверкивала колечком на безымянном пальце.

– Поздравляю, – сказала я, кивнув на кольцо.

– Третий раз – алмаз, – пропела Кэти. – А у тебя как в личном плане? Говорят, обручилась с красавчиком-адвокатом из Филадельфии?

Взгляд Кэти упал на мой неокольцованный палец; задержался, обжигая.

– Так и есть. А кольцо в чистку отдала.

– Понадобится совет бывалой невесты – сама знаешь, к кому обращаться.

Она засмеялась как бы про себя.

– Спасибо, Кэти, учту.

Через час уже казалось, что в цокольном этаже готовится презентация нового сорта сахарной ваты. Начали собираться гости.

– А стол для подарков! – воскликнула Кэти. – Мы и забыли!

На столе в углу, среди леденцов в розовых и зеленых бумажках, она расположила несколько пестрых коробок.

– Мой подарок остался в комнате отдыха, – сказала я.

Комната отдыха располагалась за кухней, возле уборных; беря пакет с подарком, я услышала, как в туалете спускают воду. Закрыла глаза. Сунула руку в пакет – напоследок пощупать, сохранить в памяти на уровне осязания.

Я ходила в специализированный магазин, в «Бейбиз «Р» Ас», искала «тот самый подарок». Была потрясена размерами торговой площади. Ряды за рядами, бутики за бутиками – целая индустрия для стимуляции производства и ращения маленьких человечков. Я растерялась; вдобавок я представления не имела ни о том, что нужно Дэниелу с Лорой, ни об их личных вкусах. Подошла к стойке узнать, какие вещи они заказывали; выяснилось, что от них заказ не поступал. Тогда я купила комплектик – крохотное розовое хлопчатобумажное платьице, крохотную панамку, тоже розовую, и такие же носочки. А потом догадалась спросить на работе одну учительницу, какой из подарков ей больше всего пригодился.

– Молокоотсос, – честно сказала она. – Главное, одежду не покупайте.

В тот же вечер, пакуя вещи для хранения на складе, я открыла шкатулку, взятую из дому. Оставшуюся от мамы. Время от времени я перебирала мамины украшения, но никогда не носила. И все-таки взяла их с собой в Филадельфию. Я держала шкатулку в сером пластиковом контейнере – не дай бог повредить, поцарапать; а еще я боялась, что в мою нелепую квартиру заберутся воры и похитят мамину память.

Проклятье: об открытке я напрочь забыла.

Вошла Лора, склонила голову набок. Волосы рассыпались по плечам.

– Это мне, Ник?

– Да, только я забыла открытку.

– Пустяки.

Лора шагнула ко мне, чтобы забрать пакет. Но я этого допустить не могла – чтобы мой подарок потерялся в общей куче. Лорины ладони сместились мне на предплечья.

– Можно, Ник, я прямо сейчас посмотрю?

Я кивнула. Лора улыбнулась. Я держала пакет, пока она разворачивала нарядную бумагу, извлекала розовенький комплектик, растягивая рот в улыбке. Вон она нащупала еще некий предмет, на лице отобразилось удивление от контакта с прохладным металлом. Или, может, Лора скользнула пальцами по гравировке. Еще миг – и она достала из пакета серебряную шкатулку с маминым именем на крышке. Папин свадебный подарок. «Шана Фарелл», гласила надпись. Шрифт был изящный и в то же время читабельный. Никаких лишних виньеток; никаких лишних слов. Все по существу.

Лора не нашлась что сказать. На крышку шкатулки упал свет, выхватил имя и фамилию моей мамы. По Лориной щеке покатилась слеза.

– О, Ник! – выдохнула Лора, прижала ладонь ко рту, затем – к животу.

– Нет, только не это. Лора, ради бога, не рожай пока! Я не смогу роды принять.

Она улыбнулась, качнула головой.

– А я не смогу принять эту шкатулку. Она принадлежит тебе.

– У меня, Лора, Шаны Фарелл никогда не будет. Пожалуйста, возьми. Она сама бы тебе шкатулку подарила, даже не сомневайся.

Я не лукавила. Очень легко было представить, как мама вручает Лоре свои украшения в серебряной именной шкатулке – да, именно здесь, в этой самой комнате; как тянется к Лориным волосам, чтобы погладить, поправить. Лора снова покачала головой, но шкатулку из рук уже не выпустила.

– Спасибо тебе, Ник.

– Лора, ты здесь? – Дверь приоткрылась, заглянула Кэти. – Пойдем, сестренка, гости собрались. Ты в порядке?

Лора вытерла слезы, взяла меня за руку, стиснула пальцы, пообещала:

– Мы ее сбережем, Ник.

И добавила:

– Ты идешь?

– Да, через минуту. Не ждите меня.

Я скрылась в уборной. По опыту знала: лучшего места, чтобы выплакаться, не найдешь.

* * *

Предрожденчик был в разгаре: подруги, каждая с кружкой пунша, налегали на капкейки и мини-сэндвичи. Мать и сестра Лоры бегали с подносами – забирали пустые, подавали полные. Делались ставки на точную дату родов (для этой цели над столом для подарков висел листок бумаги). Я задержалась в дверях: собраться, взять себя в руки. Выйти. «Улыбаться. Проявлять дружелюбие. Ради Лоры».

– А по-моему, никакой связи тут нет, – говорила одна из подруг, доставая из-под стола бумаги.

Она училась с Лорой в одном классе; я ее знала. Наглядно. Она такой и осталась – по-прежнему красила волосы в ядовито-рыжий цвет. Моника Дункан; да, точно. Если, конечно, не вышла замуж и не сменила фамилию.