Все приключения мушкетеров

«Любезная кузина, его эминенция кардинал, которого да сохранит Бог для блага Франции и погибели врагов королевства, почти окончил дело с упрямыми еретиками Ла-Рошели: вероятно, английскому флоту не удастся даже подойти близко к крепости; осмелюсь даже сказать, что я уверен, что какое-нибудь важное событие воспрепятствует отъезду Бокингема. Кардинал самый знаменитый политик времен прошедших, настоящих и, вероятно, будущих. Он потушил бы солнце, если б оно ему мешало. Передайте эти новости сестре вашей, любезная кузина. Я видел во сне, что этот проклятый англичанин умер. Не могу припомнить от кинжала, или от яда, но я уверен только в том, что видел во сне, что он умер, а вы знаете, мои сны никогда не обманывают меня. Будьте спокойны, я скоро возвращусь к вам».

– Прекрасно! – сказал Атос. – Вы первый поэт в свете, любезный Арамис; теперь остается только написать на этом письме адрес.

– Это очень легко, – сказал Арамис.

Он кокетливо сложил письмо и написал:

«Девице Мишон, белошвейке в Туре».

Три друга смеясь, переглянулись между собой; они ничего не узнали.

– Теперь вы понимаете, господа, – сказал Арамис, – что только Базен может отвезти это письмо в Тур; моя кузина знает только Базена и к нему одному имеет доверие; никто другой не исполнит этого удачно. Притом Базен честолюбив и учен, Базен читал историю, господа; он знает, что Сикст Пятый прежде пас свиней, а потом сделался папой; а так как он хочет поступить в духовное звание вместе со мной, то и не теряет надежды сделаться со временем папой, или, по крайней мере, кардиналом; вы понимаете, что человек, имеющий подобные виды на будущее, не попадется, или если попадется, то выдержит пытку, но ничего не скажет.

– Хорошо, – сказал д’Артаньян, – я согласен на Базена, но позвольте же мне послать Планше; миледи однажды выгнала его из дому палками, а у Планше хорошая память, и я отвечаю вам, что если он увидит возможность отомстить, то скорее допустит избить себя, чем откажется от этого удовольствия. Дело в Туре ваше, Арамис, а в Лондоне мое. Итак, я прошу назначить Планше, который был уже со мной в Лондоне, знает немного по-английски и без труда найдет дорогу туда и назад.

– В таком случае, – сказал Атос, – надо дать Планше на дорогу семьсот ливров и столько же по возвращении; тогда из 7000 ливров останется у нас пять тысяч; мы возьмем каждый по тысяче ливров, чтоб употребить их, как кому заблагорассудится, и оставим капитал из тысячи ливров, который будет храниться у аббата на какой-нибудь непредвиденный случай или для общих надобностей. Согласны ли вы на это?

– Любезный Атос, – сказал Арамис, – вы говорите как Нестор, который был, как известно, мудрейший из греков.

– Так это решено, – сказал Атос, – Планше и Базен отправятся; признаюсь, я рад, что Гримо останется; он привык к моему обращению, и я дорожу им; вчерашняя прогулка наша, вероятно, не совсем понравилась ему, а это путешествие окончательно погубило бы его.

Позвали Планше и дали ему нужные наставления на дорогу; он был уже предупрежден д’Артаньяном, который, прежде всего, представлял ему о славе, ожидавшей его за исполнение этого поручения, потом о деньгах и, наконец, уже об опасности, которой он при этом подвергался.

– Я зашью письмо за подкладку моего платья и проглочу его, если меня схватят.

– Но тогда ты не будешь в состоянии исполнить поручение, – сказал д’Артаньян.

– Вы дадите мне сегодня вечером копию с него, и завтра я буду знать ее наизусть.

Д’Артаньян посмотрел на друзей, как будто желая этим сказать:

– Видите! Не правду ли я вам говорил?

– Тебе нужно восемь дней, чтобы доехать к лорду Винтеру, – продолжал он, обращаясь к Планше; – восемь дней для обратного пути, всего шестнадцать дней; если в 16-й день после твоего отъезда в восемь часов вечера ты не возвратишься, то не получишь денег, хотя бы опоздал только пятью минутами.

– В таком случае, – сказал Планше, – купите мне часы.