Все пиарщики делают это!

Я подумала: надо записать фразу в цитатник. Фразы Гарика в моем цитатнике и так преобладают. Например: «Дашка, знаешь девиз политконсультанта? Не суетись под клиентом, клиент потеет и соскальзывает». Или классическое: «Удачи и лохов побогаче!» Или до сих пор актуальное: «Неважно, как голосуют, – важно, кто считает».

– Гарик, есть результаты?

– Есть. Но пока неутешительные. Я бы подождал других. Уверен, они не за горами.

– Ага, всего четыре года ждать, – глумливо хихикнул Митя.

– Р-разговорчики!

– А как там у нас на избирательных участках?

– Ста-би-ли-зец! Мы с Бироновым идем нос к носу по Северской области. По Красноярскому краю подсчитали процентов двадцать – мы лидируем. По Новосибирской и Томской областям столько же подсчитали – первый Бироныч. А кремлевские чуваки молодцы! Создали-таки интригу под конец выборов... все прям как будто по-настоящему!

– Что-то я запутался, – жалобно сказал Андрес, выползая из туалета. – Гарик, кто такой этот Биронов?

– Дорогой мой Андрюша, – дурашливо пропел Гарик, – так ведь это и есть наш новый президент, ставленник Кремля и настоящий кандидат! Петров и Погодин – мишура, гарнир к главному блюду. Умные люди сначала закормили этими ребятами всю страну, а потом на их сером фоне показали Биронова – на танке и с автоматом! Наш душка-Петров послушно сдал свои позиции, а Погодина изначально не брали в расчет, хоть его и лоббировала одна мощная группировка. Но они перемудрили с этими катастрофами и воскрешениями, и он «съехал» сам, без чужой помощи. Корона досталась генералу Биронову. Народ в восхищении – сильная рука, а глаз, как у орла!..

Гарик почти кружился в танце и вообще не производил впечатления человека, который с треском проигрывает избирательную кампанию. Это казалось подозрительным, и Андрес от имени всего коллектива решил внести окончательную ясность:

– А нам сейчас выгоднее, чтобы кто выиграл?..

Не только Андрес, но и проснувшийся Перцель, и вообще все мы с живым интересом взглянули на Гарика. Но тот ловко вывернулся:

– Нам выгоднее, чтобы победили мелкобуржуазные массы. Потому что они – наш гарантированный кусок хлеба на ближайшие лет двадцать. Мелкобуржуазным массам можно скормить все что угодно, особенно если они прогрессивные. Это я в Интернете прочитал вчера. А поскольку новое поколение наших масс, то, которое воспитано на телепузиках, едином госэкзамене и «Доме-2», все, как один, мелкобуржуазное и прогрессивное, то, стало быть, мы при любом раскладе побеждаем.

Мы, конечно, впечатлились. А я даже протрезвела.

– Нет уж, тут ты, пожалуй, врешь. А какой же у нас будет государственный курс?

– А что – курс? – устало переспросил Гарик, и вдруг стало особенно заметно, что вид у него осунувшийся, а улыбка не выглядит, как раньше, холеной. – У государства, Капа, свой курс, а у нас свой. Они практически никогда не пересекаются. В этом и есть особый путь России. Вот ты, к примеру, что хочешь строить – капитализм или социализм? Или ты, может, хочешь строить муниципальное жилье для бюджетников? А я хочу достроить свой собственный дом в Подмосковье. Привезти туда жену. Продавать честным людям честные товары и больше никогда не выдавать жабу за бабу. Поэтому дай-ка мне текилу...

Некоторое время мы сидели в полной тишине, если не считать, что у Гарика и Перцеля все время трезвонили мобильники. Потом Васька осторожно, но крепко ухватила меня за руку и вытащила на мороз. Там я выяснила, что всхлипываю и глотаю слезы. Если их не глотать, они мгновенно застывали на щеках полосками ледяного пластыря.

Я была так увлечена глотанием слез, что Курочкин смог подойти незаметно. Я рассмотрела его, когда он уже стоял рядом.

– Дашка, – шепнул он и схватил меня в охапку – Дашка, ты почему тут стоишь на морозе?

– Тебя жду.

– Дарья, ну почему я опять нахожу тебя пьяной? Да что это... Буквально на неделю нельзя оставить...

Он еще что-то говорил и говорил, боясь выпустить меня из рук. А я глотала слезы, ставшие неактуальными, смотрела на него и ясно понимала, что нас ждет долгая и неизбежно счастливая жизнь. Курочкин выглядел даже хуже, чем все мы: брови страдальчески искривились, и вообще у него был вид человека, изнуренного тяжким физическим трудом. И он был мне очень, очень, очень нужен. Любым.

– Где ты был? Что с тобой делали?

– Был в Москве, естественно. Объяснял, что моя миссия выполнена. Хотя, если посмотреть с другой стороны, то провалена. Но это, как говорится, вопрос терминологический. Главное, что мы поставили точку.

– В выборах?

– В работе с Кремлем. Я свободен.

Мысли пробирались ко мне с трудом – то ли из-за текилы, то ли из-за мороза, и только через минуту я сообразила:

– Тебя уволили?