Все оттенки черного

— Бывает, — Колосов холодно глянул на Катю. — А доказательств у нас не только на предъявление обвинения не хватало, но даже, как это называется… на персонификацию подозреваемого. Ну, тогда я и решил… Надо было как-то всю эту эпопею с мальчиками прекратить. Я обязан был его остановить любой ценой. Короче, я каждого из них, каждого вызывал и… Говорили мы так, что они до конца дней своих эти наши толковища не забудут. Каждому в лоб — знаю, мол, что это ты. Глаз с тебя не спущу. Если хоть один раз снова что-то такое всплывет и ты засветишься — ты покойник на следующий же день.

— Оружием, что ли, угрожал каждому?

— Неважно. Они меня поняли. Я играл пять против одного. Наверняка.

— И чего же ты всем этим добился?

— Убийства прекратились.

— Но все равно…— Катя хмурилась — Бог мой, кто их разберет, этих мужчин, когда они правы, когда не правы в своих поступках. — Все равно, возможно, ты не ошибался только в отношении одного из них. Остальных же ты оскорбил, унизил, напугал без всяких на то оснований. Если один из них — убийца-садист, то четверо остальных-то невиновны.

— Если бы их у меня даже сотня: была, то я все равно поступил бы точно так же. — Колосов сплюнул. — А что, надо было ждать еще одного мальчишку, изуродованного, изнасилованного в подвале? Черт с ними, пусть я этого скота за руку не поймал, но хоть пресек его развлечения. Раз убийства прекратились, значит, один из этой пятерки понял меня как надо.

— Ну а если бы был новый случай, ты что же, их всех на следующий бы день перестрелял, что ли, как обещал? — спросила Катя. — Око за око? По закону Талиона?

Колосов молчал. Она почувствовала, что наступила ему на больную мозоль.

— Как все плохо, Никита, жестоко. — Катя не хотела говорить этого — сама не знала, как у нее вырвалось. — Очень, очень плохо. Скверно. Столько жестокости… Отчего мы такие? Разве нельзя как-то по-человечески, по-другому…

— Ну да, возлюби ближнего своего. А он зайдет за угол да твоему же ребенку и… Или вон кого-нибудь за ноги, как овцу, вздернет, освежует. Кровью начнет на даче клумбы поливать.

— Но и ведь так тоже невозможно! Пауза. Они не смотрели друг на друга.

— Убийства, как видишь, такими методами прекратить нельзя, — сказала наконец Катя, — только… Ну хорошо, положим, ты с Ящером оказался прав и он действительно тот, кого вы искали, но все равно… Кстати, а как эти пятеро реагировали на твое предупреждение?

— Врач на следующий же день «телегу» в областную прокуратуру накатал. Вызывали меня, долбили дятлом. С шизиков — взятки гладки, сама понимаешь. А эти двое — Ящер и портняжка с Сокола — молчали вглухую.

— Не жаловались на беззаконие?

— Нет.

— Ну хорошо, даже если это действительно он, почерк-то все равно не совпадает. — Катя нервничала. — Ни способ совершения, ни объект посягательства даже и близко не стоят.

— Суть от этого не меняется, Катя. — За весь их долгий разговор Никита впервые назвал ее по имени. — В каждом случае, и в здешнем тоже, — налицо признаки садизма. Причинение мучений человеку…

— Но наши вон про ритуальное убийство говорят. И оно, по-моему, действительно похоже на ритуальное — столько странных, жутких деталей…

— Дьявола можно ублажать поначалу детской кровью, а потом и на кровь взрослых перекинуться. Ну, скажем, для того, чтобы избавиться от неких прежних подозрений. Я ж его предупредил, Ищенкова-то, — он понял. И решил действовать по-другому. Как раз тут логике его поведение не противоречит…

— А когда вы там с ним… ну, ссорились… он говорил что-нибудь? Что не виновен, ни при чем?

— Некогда ему было оправдываться. Морду ему полировал холеную. Жаль, Юрку не вовремя принесло, а то бы ему…

— Никита Михайлович, а… вы здесь… — На крыльцо вышел Караулов. Колосов представил ему Катю. Следователь и глазом не моргнул, услышав, что в этом деле у них имеется добровольный помощник в виде сотрудницы пресс-центра. — Значит, ребята, расклад такой, — сказал он. — Предварительный экспресс-анализ на Ищенкове следов крови не выявил. Одежду я у него все равно изъял, отправлю на экспертизу. Завтра же мне результаты нужны будут, так что, Никита, очень прошу, договорись с ЭКУ, чтобы уважили, сделали по быстрому. Далее, Ищенков свое присутствие на берегу Сойки объясняет весьма просто: пришел на заре купаться. Мол, каждое утро, не исключая даже плохой погоды, регулярно принимает такие вот водные процедуры. Он, мол, человек спортивный, закаленный, вода холодная — одно удовольствие как бодрит, ну и все в этом роде. Встал, говорит, сегодня около четырех утра, в четверть пятого примерно был уже на реке. Просекой к Сойке не шел — зачем ему, мол, такой крюк? Из поселка к реке совсем другая дорога — через рощу напрямик. Далее, личность погибшего мы уже установили. Участковый его с трудом, но опознал. — Караулов достал из кармана куртки записную книжку. — Тарантинов Петр Егорович, местный житель, из зареченского поселка, неработающий. Я спрашивал Ищенкова, он клянется, что никакого Тарантинова никогда в глаза не видал.