Колосов слушал ее сбивчивые объяснения. Лицо его еще больше ожесточалось. Таким Катя его действительно не видела никогда. Начальник отдела убийств менялся прямо на глазах. И причиной тому — Катя это чувствовала всей кожей — было растущее в его душе бешенство. Быть может, в нем бродил, кипел, бил через край еще не выветрившийся хмель, («С чего это вдруг он напился? — раздраженно подумала Катя. — Этот сейчас нам только не хватало тут!») Может быть, дело было в этом, но и следа теперь даже не осталось в Колосове от той потерянности, за которую Катя так искренне жалела его всего четверть часа назад.
Теперь Колосов был… О, подобная перемена Кате чрезвычайно не понравилась… Мужчина в приступе бешенства, что бык, бросающийся на красную тряпку. Слеп, глух, яростен, неистов, беспощаден, непредсказуем в своих поступках. Но изменить сейчас что-то, переломить в душе Никиты эту пожиравшую его ярость она уже не могла. Что .толку говорить ему сейчас «успокойся, остынь», когда он даже не слышит ее-а слышит лишь стук своей крови в «исках?
— Кто у вас там задержан? — спросил Колосов хрипло. — Лейтенант, вы говорили— он в реке с себя кровь смывал. Где он?
— Не то чтобы мы видели, что он смывал… Так ребятам показалось, мы предположили… — Старлей ГИБДД тоже что-то уловил этакое в тоне начальника отдела убийств. — Возможно, мы и ошиблись. Я ж говорю, мы как приехали, как увидали это все, я тут же патруль послал местность осмотреть. Ну и на берег реки тоже… А там этот вроде в воде. Ребята его выволокли. А он в крик — в чем дело, дачник я местный, всегда утром по холодку здесь… Ничего, мол, не знаю, не видел.
— Где он, я спрашиваю?
— В опорный доставили. Там решили — пусть пока под охраной побудет до выяснения. А вы куда же… куда вы, товарищ майор?
— Ты куда, Никита?!
Катя и гибэдэдэшник крикнули это одновременно: Колосов развернулся и ринулся к машине.
— Куда тебя несет? — Катя клещом вцепилась в его руку, буквально повисла на ней всей тяжестью тела. — Ты с ума сошел? Что ты задумал? Мы еще здесь ничего не закончили! Сейчас следователь приедет, опергруппа, их в курс надо ввести. Не смей меня отталкивать, слышишь? Ненормальный, мне же больно!
— Он смотрел на нее — и не видел. Катя пыталась потом забыть этот взгляд — тщетно. Ей было горько до слез, но времени падать духом, раскисать уже не было. Она чувствовала: отпусти она его сейчас, и случится непоправимое.
— Никита, послушай… Да послушай ты меня! Там следы крови на кустах, на траве. Мы еще до конца не осмотрели! — Катя решила, что она костьми ляжет, но не пустит этого бешеного сейчас туда, к задержанному, вершить суд и расправу.
В процессе увещевания впавшего в ярость нетрезвого коллеги все ее собственные страхи вдруг разом улетучились. Ее не пугали больше ни это мрачное место, ни изуродованный труп, ни призрак, тень того неизвестного жуткого существа, убийцы-садиста, чье присутствие здесь она ощущала всей кожей. Потому что не далее как несколько часов назад здесь, на поляне, он кромсал, резал, рвал податливую человеческую плоть, пускал кровь, зачем-то разбрызгивал ее потом по траве и кустам, точно в приступе дикого, буйного исступления. Нет, теперь из всего этого неожиданного кошмара Катю пугал лишь Никита. РАЗВЕ МОЖНО ДОПУСТИТЬ, ЧТОБЫ ОН В ТАКОМ СОСТОЯНИИ УВИДЕЛСЯ С ЗАДЕРЖАННЫМ? Кто бы этот человек там ми был, чтобы ни сотворил. Ведь Колосов пристрелит его, а потом… Затем и рвется туда, по глазам его безумным это видно!
— Что же, я должна одна все тут делать?! — крикнула Катя. И этот последний, жалкий, капризный, настоящий женский довод, за который, как за соломинку, она ухватилась в страхе и отчаянии, как ни странно, подействовал на Колосова лучше всех иных слов. Не то чтобы он успокоился, пришел в себя. Нет, он просто холодно кивнул:
— Ладно, сначала, все осмотрим здесь, не кричи. А потом уж…
Вместе с сотрудниками ГИБДД они обследовали залитый кровью куст бузины — создавалось впечатление, что кто-то намеренно оставлял там некий жуткий знак.
— Вот и тут тоже на траве, и вот еще… — Старлей осматривал дерн под ногами, словно росой, испещренный бурыми каплями. — И дальше кровяные следы по тропе наверх.
— Дай фонарь, — Колосов протянул руку. — Ждите опергруппу. А мы с …коллегой, — он глянул на притихшую Катю, — пройдем по всему маршруту. Посмотрим, куда же ведут эти следы.
Весь путь наверх, как впоследствии описывала Катя своей приятельнице это уже второе по счету восхождение на Май-гору, ее не оставляло ощущение, что кровавую тропу кто-то проложил специально, отмечая ее особыми страшными вехами в виде кровяных потеков и брызг на траве и кустарнике. Пятно света от фонаря шарило по зарослям, и то тут, то там они находили все новые и новые следы. Все круче уходила тропа, все выше они поднимались. Заросли малины, орешника, крапивы, кусты боярышника, бузины — сейчас Катя ничего этого перёд собой не видела, не замечала, кроме цепочки черных кровавых пятен, потеков, сгустков, брызг — то тут, то там…