Все оттенки черного

— Получается, да. А Хованская, по словам Сорокина, была в своей комнате. Вроде бы после изгнания Кузнецова переодевалась к завтраку. На их крики она выбежала на лестницу. Затем настала Катина очередь прокомментировать последние май-горские события с учетом своей собственной информации. Колосов слушал ее внешне безучастно. Караулов, напротив, со все возрастающим волнением и интересом. Катя попыталась объяснить, какими такими причинами могла быть вызвана та ссора между Кузнецовым и Александрой Модестовной, учитывая события ночи. Каждый раз, упоминая Шурку, Катя смотрела на Нину. Та молча сидела в кресле. По ее глазам было видно, о ком она думает сейчас.

Катя помнила, как ночью они отправили ее спать, а сами… Она несколько раз вставала, смотрела в окно. Они все стояли у калитки. Поцелуи в ночи… Катя и злилась, и умилялась. Как дети-несмышленыши, ей-богу! Ну пригласила бы Нинка своего обожателя к себе. Все равно ведь дело, видно, к тому идет. Если настойчивый и влюбленный Кузнецов и дальше будет таким же предприимчивым, то как знать — может, и правда к концу августа — честным пирком да за свадебку. Натянет Нинка мужу нос, а Борьке и поделом, не круги романов, не виляй хвостом!

Катя чутко прислушивалась — не скрипнет ли предательски ступенька, а потом уснула, так и не дождавшись развязки. А утром по Нинкиному лицу поняла, что хотя на этот раз дальше поцелуев у калитки дело не пошло, но все равно все как-то переменилось… Нина смотрела на нее, смотрела и словно бы не видела, снова прислушивалась к чему-то внутри себя, тихо улыбалась. Что ж, женщина — воск, И Катя отчего-то была рада, что Шурке Кузнецову хоть чуточку повезло. Вчерашний случай на дороге уверил ее, что на него можно положиться в трудную минуту. А Нине как раз был нужен именно такой человек, пусть он даже и не сын дипломата и не знает античной литературы и древних языков.

Катя как раз описывала приятельнице до мельчайших подробностей свой разговор с Кузнецовым. Было заметно, что он производит на Нину не меньшее впечатление, чем леденящая душу сага о ночном ритуале на Май-горе. Их прервал Колосов, он появился на пороге их дома с известием о том, что… И все как-то сразу погасло. Первыми погасли Нинины сияющие глаза. Словно солнышко закатилось за тучку. Новость о смерти Александры Модестовны надолго затмила…

Короче, ЭТАСТРАШНАЯ И НЕОЖИДАННАЯ НОВОСТЬ ЗАТМИЛА ВСЕ. НО КАТЯ НИКАК НЕ МОГЛА ДЛЯ СЕБЯ РЕШИТЬ, КАК ОНА ВОСПРИНИМАЕТ СЛУЧИВШЕЕСЯ И КАК ОТНОСИТСЯ КО ВСЕМУ ЭТОМУ В ДУШЕ.

И тут Колосов сообщил ей и другую не менее поразительную новость. Его слова о том, что Хованская некогда была знакома с Михаилом Ачкасовым, стала для Кати…

Она выскочила из-за стола, зачем-то быстро прошла в комнату к телевизору — ну да, Ищенков-Ящер чинил его тут совсем недавно, и он же…

И тут Катя внезапно вспомнила, что, оказывается, она и сама знала все это. То самое, «что-то важное», что она так хотела рассказать Никите, но никак не могла поймать в мучительно ускользавших обрывках воспоминаний о том вечере, вечере накануне смерти Леры Сорокиной. Ведь речь тогда за столом зашла об этом загадочном самоубийстве, и Катю даже просили прокомментировать сюжет, показанный по телевизору, а потом… Ищенков сказал Хованской про… «Я ведь с самого начала знала, что она знакома с Ачкасовым, — в смятении подумала Катя, — только я напрочь забыла. Как же это? Что же это такое?»

Колосов сейчас ее тоже беспокоил и удивлял. В этом странном деле он вообще с самого начала вел себя необычно, как бы, наверное, выразился малыш Караулов, «неадекватно».

Работать на месте происшествия, в доме, ему теперь словно казалось уже лишним. Вместо этого он просто висел на телефоне. Его мобильный звонил не переставая: главк, отдел по раскрытию убийств, дежурная часть, ЭКУ, РУБОП («Эти-то костоломы ему зачем тут?» — недоумевала Катя).

А сам Никита вроде бы (кроме разговора по телефону) на месте ничего не делал. Слушал Караудова, слушал их с Ниной внимательно и вместе с тем отрешенно. Да еще смотрел в окно на кусты сирени.

Даже весьма эмоциональный и красочный рассказ Кати о ритуале на Май-горе и поразительном признании Кузнецова о том, что Хованская считает себя истинной ведьмой и какими-то одной ей ведомыми способами заставляет поверить в это и своих несчастных клиентов, словно бы не произвел на начальника отдела убийств особого впечатления. Катя впоследствии, правда, убедилась, что Никита слушал ее очень внимательно и не упустил ни одной детали.

Она же сама, окончив свой рассказ, не стала приставать к нему с расспросами. Да и о чем же было спрашивать в первую очередь Никиту? О черном ли шелковом платке с загадочными узлами из спальни старо-павловского прокурора или его двойнике из комнаты Смирнова? Или о том, найден ли при обыске, кроме иных подозрительных емкостей, и термос, из которого чем-то поили режиссера ночью на вершине горы. Или, быть может, сначала следовало поподробней узнать про семейную трагедию Ачкасова? Про показания Модина? Или о том, зачем же все-таки приходил этим утром к Хованской Яшер-Ищенков?