Все оттенки черного

— Кто милицию вызвал из них? — спросил он первого попавшегося навстречу оперативника.

— Сам Смирнов. У него мобильный, — ответил тот шепотом.

— Но эксперт только что мне сказал: на первый взгляд все похоже на сердечный приступ. Клиническая картина совпадает.

— Точно. Только Смирнов, несмотря на это, не в «Скорую» бросился звонить, а в «02», — ответил оперативник. — Дежурному крикнул — человека убили, убийство, мол!

Следователь Караулов, как то и полагалось по закону, находился в самом эпицентре событий. Сидел за столом на террасе и убористым ученическим почерком заполнял уже второй по счету вкладыш к протоколу осмотра места происшествия. Перед ним на столе в целлофановых опечатанных пакетах стояли три весьма любопытных предмета. Самая обычная картонная упаковка сока. То был томатный сок, на коробке дразнили глаз спелые помидоры. Небольшой пузыречек с какой-то густой жидкостью, закрытый хорошо притертой пробкой, — это была специальная тара для сбора жидких образцов с места происшествия. И… пластиковая двухсотграммовая бутылочка из-под кетчупа. И ко всем этим на первый взгляд банальнейшим предметам Караулов относился с великой осторожностью и опаской. Словно это был драгоценный хрусталь и он боялся его расколоть.

— Ну? — Колосов подошел, к коллеге и заглянул в протокол. — Сколько же ты уже успел настрочить, братец Юра! Контора пишет. А что теперь остается-то, как не писать после таких вот событий? ТАКОГО ЮТ ВСЕЛЕНСКОГО ПОЗОРНОГО ПРОКОЛА ПО ДЕЛУ!

— Не маячь у меня за спиной, будь добр. — Караулов поднял голову. Выражение лица его было сложным: он явно мог сейчас предъявить начальнику отдела убийств целый ряд претензий в чудовищном головотяпстве и вопиющем непрофессионализме. Но по молодости лет, по доброте душевной, а также вследствие хорошего домашнего воспитания (мамой и бабушкой) просто не желал экого делать в присутствии коло-совских подчиненных.

Он просто кивнул на целлофановые пакеты: — Вот, изъяли при обыске в доме. Коробка с соком. Вдова, по словам ее домашних, всегда сок томатный пила по утрам. Это, вот в бутылке остатки сока из ее стакана. Я перелил и упаковал образец для экспертизы. А это, — Караулов напряженно смотрел на бутылочку из-под кетчупа, — это обнаружено было в ванной под раковиной. Эксперт провел экспресс анализ. В веществе, точнее в жидкости — там в бутылке какая-то бурда подозрительного вида, — установлено наличие хлорида ртути. Точнее эксперт скажет после лабораторных исследований.

Колосов поднял пакет. Он и без эксперта знал, как и этот безусый формалист прокурорский, что там, в этой чертовой бутылочке. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться. УДИВИТЕЛЬНО БЫЛО ДРУГОЕ: и это особенно насторожило Колосова. ОНИ НАШЛИ, ВОЗМОЖНО, ТУ САМУЮ ПРЕСЛОВУТУЮ БУТЫЛОЧКУ С ЯДОМ не после первого убийства, а после третьего! А она все это время, пока они хлопали ушами, бродили вокруг да около, оказывается, тихо дожидалась кого-то в уголке под раковиной. Или, может, все-таки не дожидалась, а была перенесена в это место (где и дурак бы ее нашел, не то что сотрудники милиции) лишь сегодня утром или, возможно, накануне вечером?

— Дом будешь осматривать? — спросил Караулов устало. Колосов задумчиво кивнул. Странно, после того как они так паскудно тут прокололись, он утратил почти всякий интерес к этому дому и его обстановке. Даже вопрос о том, отчего это вдова художника не держит на даче в память о четвертом муже его картин и вещей, уже как-то его не интересовал. Не держит — значит, не хочет. Она же в пятый раз замуж собирается за нового приятеля. Точнее, собиралась…

— Начнешь лично осматривать, наверх сначала загляни. В той комнате, где Смирнов в тот раз был, знаешь, что мы нашли? Неудивительно, что там тогда такая жуткая вонь стояла. — Караулов кашлянул и снова трудолюбиво склонился к? своему вечному протоколу.

Писатель… Лев Толстой… Ишь ты, умник прокурорский… Колосову ой как трудно было сейчас смотреть в глаза (голубенькие и наивные) этому пацану от юриспруденции. Трудно потому, что… Да ведь все последние дни он именно перед ним тут из себя супермена разыгрывал — этакого «старшего товарища по оружию», бывалого и крутого, стального, железного, меднолобого… Ох, это ж надо так проколоться! Что ж это дальше-то, к пенсии, будет?!

Караулов снова посмотрел на начальника отдела убийств. Вид у него был такой, словно ему сапожищем отдавили ногу в метро и он еле сдерживается, чтобы не зареветь.

Колосов вспомнил, как в таких вот проваленных к чертовой матери ситуациях вел себя его собственный шеф с Никитского. «Мальчишки! — громыхал он в кабинете с напольными часами. — Болваны! Бездари! Самонадеянные мальчишки!» Шефу было пятьдесят три. Он каждый отчетный квартал, ругаясь и чертыхаясь, собирался на заслуженную пенсию. У него было орденов что звезд — полный иконостас. И два ранения за Афган. И они точно были мальчишками перед ним, поэтому и не обижались никогда. Шеф Управления розыска слыл в главке человеком отходчивым: покричит за дело — отойдет.