Всё нормально

Вовина семья была очень похожа на мою. Его тоже растила бабушка. По странному совпадению, его родителей тоже звали Вера и Сергей. Они тоже развелись, и мама вышла замуж во второй раз. Однако, в отличие от меня, Вова не общался с отцом. У нас обоих также не было дедушек по материнской линии, с той лишь разницей, что моего деда по маме не стало задолго до моего рождения, а Вовин умер совсем недавно. Вовин дед был известным профессором и, пока был жив, проводил много времени со своим маленьким внуком и успел снабдить его знаниями, большинству из нас, его друзей-первоклассников, совершенно недоступными – из области археологии, астрономии и военной истории. К тому же Вова был на целых семь сантиметров выше меня. Мне это не могло нравиться. Но приходилось мириться с ролью младшего в нашем тандеме. Да и какое значение мог иметь рост для настоящей дружбы?

* * *

Набор дисциплин в первом классе был стандартным и без излишеств: математика, чтение, русский, английский, рисование, природоведение, пение и физкультура. Б'oльшую часть из перечисленного нам преподавала Екатерина Александровна, вероятно, поэтому 1 сентября имело смысл осыпать её цветами – чтобы с самого начала подмазать колёса.

Правила поведения в классе были простыми. По сути, их было пять:

• Вставай, когда входит учитель.

• Говори только тогда, когда тебя вызывают.

• Когда ты не отвечаешь и не пишешь, сиди ровно, сложив руки перед собой, одна на другую, ладонями вниз, и смотри на учителя.

• Чтобы привлечь внимание учителя, подними правую руку, и, только получив разрешение, можешь говорить.

• Всё остальное запрещается.

График занятий был не слишком напряжённым. Учебный день начинался в девять утра, но приходили мы чуть раньше, чтобы раздеться и переобуться – б'oльшую часть учебного года в Ленинграде погоды стояли такие, что без сменной обуви не обойтись. В начальной школе у нас обычно было четыре или пять уроков в день, и к часу дня мы оказывались свободны.

Обедом нас не кормили, зато после третьего урока устраивался лёгкий перекус, именуемый «завтраком», когда мы толпой вваливались в столовую, чтобы съесть пирожок, булочку или полоску с джемом и запить их молоком или яблочным соком. В отличие от всего остального в школе, эти завтраки были платными: наши родители платили за них четыре рубля в месяц. Выходило почти двадцать копеек за завтрак, совсем не дёшево. Вообще-то, на эту сумму можно было купить два шарика отличного пломбира, двадцать коробков спичек, пару детских билетов в кино, четыре поездки на автобусе, два билета на аттракцион в Таврике, шесть стаканов газировки с сиропом или целых двадцать без сиропа. Короче говоря, эти завтраки оказались форменной обдираловкой.

Учебная неделя была шестидневной. Разумеется, мы все считали это вопиющей несправедливостью. Мне было особенно тяжело с этим мириться по субботам, когда не работал детский сад и Алёша мог спать, сколько хотел, а мне одному из всей семьи приходилось вставать и плестись в школу. Но то блаженство, которое я испытывал в субботу после школы, разделавшись с заданиями на понедельник, нельзя было сравнить ни с чем. Предстоящие выходные – весь остаток сегодняшнего дня и весь завтрашний – казалось, растягивались в бескрайне-счастливую вечность.

Вскоре я привык к школьной форме: тёмно-синим брюкам и курточке с огромными алюминиевыми пуговицами и погончиками. На одном из рукавов красовалась эмблема из мягкого пластика – раскрытая книга на фоне восходящего солнца. Многие мальчишки отдирали её целиком, но некоторые, и я не был исключением, слегка подпарывали один край, в результате чего получался весьма практичный потайной карман для шпаргалок.

Девочкам с формой повезло меньше. Они носили старомодные коричневые платья до колена, к которым нужно было еженедельно подшивать свежие белые воротнички и манжеты, а поверх них передники – чёрные по обычным дням и белые по торжественным. Какие-либо украшения были запрещены. Поэтому внешне советские школьницы походили не столько на эмансипированных отважных строительниц коммунизма, сколько на курсисток конца XIX века.