Все на дачу!

– Как – не навсегда?

– Как будто тебе сразу неясно было, что между нами все непрочно и временно.

– Нет, неясно!

– Василий Николаевич, ну не тупите, – почти с нежностью проговорила Вера. – Дурачиться и вино пить – это одно, а подселять в квартиру особу типа меня – это другое. Лето закончится, ты вернешься в холодный Питер и будешь ломать голову над тем, как выгнать меня из своего жилья и из своей жизни. Взвоешь еще.

– Откуда тебе известно, как я себя поведу? – возмутился Василий. – Почему ты решаешь за меня?

– А почему ты решаешь за меня, где мне жить?

У Беспалова дыхание сбилось от такого перевирания его слов.

– Ты не имеешь права… – начал он и осекся, не до конца понимая, на что именно Вера не имела права.

– Ну-ну. Как что-то не так, ты качаешь права.

– Не переводи на меня стрелки!

Вера вздохнула.

– Ты же нисколечко меня не знаешь! – воскликнула она. – Не знаешь, что теткина дача – это дача совсем не теткина, а моей мамы. Она пустила меня туда из жалости, хотя мы с ней в ужасных отношениях. Я главное мамино разочарование, а она мой главный кошмар. Ты не знаешь, что я делала аборт в прошлом году. Не знаешь, что по вечерам мне названивает бывший с разных номеров и кроет матом. Не знаешь, как я рыдаю в подушку и просыпаюсь по ночам. Да ты ни черта обо мне не знаешь!

Василий ошарашенно глядел на перекошенное лицо Веры и не узнавал ее. Ее выступление не походило ни на надрывную исповедь, ни на благородную ярость прижатого к стенке человека. Скорее на истерический выпад того, кто не желал признавать свои ошибки.

Как ни удивительно, после ссоры они примирились. Вера извинилась за эмоции и обещала рассказать все о маме и об аборте, когда будет морально готова. Василий не стал настаивать на обратном, чтобы ненароком не надавить на болевые точки. Значит, время для полного доверия не настало.

Они с Верой даже посмотрели романтическую комедию под вкусный ужин из картошки на мангале и консервированной фасоли. Вера передразнивала актеров и высмеивала сюжетные штампы. От комедии и полбутылки вина девушка сомлела, положив голову на колени Беспалову. Затем были утренние проводы до железнодорожной станции и прощание с долгим поцелуем.

Когда электричка с его любимой скрылась за деревьями, Василий не подозревал, что Вера уже все решила за них обоих.

Она исчезла с радаров. Профиль в «Тиндере» удалила, а в ответ на телефонные звонки раздавались короткие гудки. Страницами в соцсетях они не обменивались. Снедаемый переживаниями Василий чуть не сорвался в Петербург посреди ночи, чтобы купить новую симку. Лишь у калитки он сообразил, что не хочет превращаться еще в одного бывшего, который названивает с разных номеров.

Дождавшись утра, Беспалов приехал в Колотовку и обошел ее в поисках Веры. Она не сообщала, где именно находится ее дача, и никогда не приглашала к себе, поэтому Василий брел по тропинкам дачного товарищества наугад и озирался по сторонам. В огородах увлеченно копались садоводы. Никто из них и отдаленно не напоминал Веру.

От напрасных блужданий, впрочем, вышел толк, пусть и неочевидный. Василий осознал, что его приезд в Колотовку, в сущности, ничем не достойней телефонного преследования. Столь же жалко и бесполезно.

Что, если она и не Вера? И не Кирилловна? И не из Петербурга?

Беспалов чувствовал себя брошенным. Точно с ним заключили сделку и обманули. Он понимал, что это плохое чувство и плохое сравнение, но заглушить обиду не пытался. Вера втянула его в отношения и предательски сбежала, когда Василий осмелился заговорить об общем будущем. Ладно, пускай не втянула, а позволила себя втянуть. Какая разница, все равно это подло и жестоко.

Если поразмыслить, с первого дня Вера стремилась все испортить. Когда все шло хорошо, начинала шутить либо жаловаться на свою инфантильность. Будто тормозила, когда все развивалось слишком гладко. Отыгрывала назад. Обычно про таких говорят, что они токсичные. Василий слово «токсичный» не любил.

Он пришел к выводу, что лучший способ выместить обиду – провести оставшиеся два месяца весело и насыщенно. Как, собственно, и планировал.

На чердаке среди хлама отыскались две гири с облупившейся краской, и Беспалов подумал, что неплохо бы ему установить режим.

Утром он занимался спортом, а в полдень либо купался, либо читал книгу на природе. За обедом следовал дневной сон, за сном – прогулка и ужин. В первую неделю июля Василий по вечерам смотрел фильмы, затем принял решение не портить зрение за ноутбуком и пораньше ложиться. Как в Европе, где к полуночи видят десятый сон.

По выходным приезжали соседи. Василий здоровался с ними, хотя и ведать не ведал, кто они и чем занимаются.

Негодование улеглось, и Беспалов уже не воспринимал поступок Веры как предательство. Чтобы осуждать ее, требовалось знать подоплеку. Вера же не делилась переживаниями и не рассказывала о прошлом, не считая того случайного раскаленного монолога. Больше всего Василий жалел, что у него не осталось ее фотографий и ему теперь не на что опереться, помимо воспоминаний. Скоро она превратится в призрака с размытыми чертами лица.本