Читаем Все могло быть иначе. Альтернативы в истории России полностью

Что дает применение идеи альтернативности исторического развития к постулатам модернизационной теории и исторической практике модернизации? В интеллектуальном плане это обогащает и расширяет поле размышлений и интерпретаций историка. В эмоциональном отношении переживание нереализованных исторических возможностей является важным элементом исторического сознания. Наконец, применение идеи альтернативности к теории и опыту модернизации позволяет лучше понять разнообразные аспекты и сюжеты социальных трансформаций, более адекватно уяснить проблему «человеческого фактора», возможности выбора со стороны исторических субъектов.

Почему в России модернизации не получаются? — задается вопросом В. Толстых. Кто-то подсчитал, что их всего было шестнадцать, начиная с Василия III, и все они захлебывались, прерывались в начале или на полпути, вызывали смуту или «великие потрясения», а конечный результат оказывался ничтожным. За исключением, разве, реформ Петра или модернизации Сталина, достаточно внушительных и результативных, хотя их общий итог, увы, тоже оказался плачевным. Что это — роковое стечение обстоятельств, невезение или результат незадачливых действий реформаторов? А может быть, причина неудач заключена в каком-то изъяне или особенности цивилизационной парадигмы России, и тогда это следует безбоязненно обозначить, назвать? Модернизация получается в оккупированной Японии, в постфранкистской Испании, пиночетовском Чили, коммунистическом Китае или во Вьетнаме, но только не в России[91].

«Почему не удались в России за три столетия «догоняющего развития», прошедшие со времен Петра Великого, все проводимые «сверху» крупные социальные реформы? В силу чего не дали исторически обнадеживающего результата произошедшие в XX веке в России три народные революции?» — вопрошают Е. Плимак и И. Пантин в своей работе «Драма российских реформ и революций»[92]. Одну из основных причин неудачи российских реформ эти авторы выводят через сравнительный анализ преобразований на Западе и в России. «Российская телега» и «европейский паровичок» — такими определениями характеризуются темпы буржуазного развития стран Европы и отечественной империи. Трудно не согласиться с тезисом о том, что под приобщением той или иной страны к цивилизации имеется в виду ее буржуазное преобразование и экономически, и политически. Что же касается России, то здесь нетрудно заметить факт политического консерватизма. Самодержавие, прибегая к тем или иным реформам, всегда преследовало свои цели — укрепление абсолютистской власти и недопущение всякого инакомыслия относительно политического переустройства. Но был ли иной сценарий модернизации?

Каждый историк, говоря о модернизациях в России, выделит некие их общие черты:

— все они были запоздалыми, поэтому проводились в ускоренной форме;

— все осуществлялись через политическое принуждение, с материально-ресурсной и человеческой расточительностью (после реформ Ивана Грозного и Петра Великого население России уменьшалось на одну пятую);

— основной риск ускоренных модернизаций состоял в том, что все они срывались либо в контрреформу (в форме реакции), либо — в революцию (в облике смуты); при этом движущими силами реакций и революций неизменно выступали неконкурентные группы населения;

— главным (часто — единственным) субъектом российских модернизаций являлось политическое руководство страны;

— в качестве правительственных инструментов модернизаций использовались политические элиты;

— социальная база модернизаций неизменно оставалась узкой (петровский придворный экономист Посошков писал: «Один царь тянет в гору, а миллионы — под гору»);

— все модернизации осуществлялись в мобилизационном варианте[93].

Но конструирование этих черт отнюдь не означает, что преобразования могли идти только в определенном, как бы заранее заданном русле.

Взгляд на историю как цепь вероятностных событий, где переход от одного звена к другому происходит в результате сознательного или случайного выбора, выделение в реальной истории событий разной степени вероятности позволяет лучше понять глубину реформ и степень их воздействия на последующее развитие общества.

Оценка благоприятности исхода сценариев по разным критериям позволяет во многом уточнить и даже изменить наши знания о значении многих исторических событий. Историк И. Павловский, к примеру, ставит вопросы, касающиеся реформ Петра, и вопрошает — а была ли альтернатива?

Перейти на страницу:

Все книги серии Наша история

Быт и нравы царской России
Быт и нравы царской России

В этой книге представлена дворцовая жизнь русских царей, обычаи и быт царских дворов и русского народа с древнейших времен до начала XX века, включая правление последнего царя.Вместе с рассказом о национальных традициях, обрядах и обычаях в книге широко представлена тема нравственного состояния русского общества, что особенно актуально в наше непростое время, когда в стране отмечается падение нравственности.Сейчас нам как никогда важно знать, какими мы были, чтобы понять, какие мы есть и почему такими стали. Это позволит нам не повторять ошибок наших предков и не чувствовать себя изгоями при интеграции в сообщество цивилизованных стран.В книге также можно найти сведения об армии, торговле, государственном устройстве, религиозных отношениях и т. д., а материал книги расположен так, что позволяет легко найти ту информацию, которая интересует читателя.Книга содержит обширный тематический материал и предназначена для самого широкого круга читателей, в том числе и студентов.«Наше древнее общество ...сложилось путем непосредственного нарождения, без участия каких-либо пришлых, чуждых ему элементов. Варяжское вторжение, изгнание распустилось в нашем быту, как капля в море, почти не оставив следа. Своеобразная сила нашего быта так велика, что самая реформа и можно сказать революция Петра оказалась во многом совершенно бессильною».«Идея самостоятельности, нравственной независимости была нераздельна с идеей самовластия, а еще ближе, с идеей самоволия и своеволия. Вот почему мы, люди другого времени и других понятий о законах нравственности, не имеем права слишком строго судить об этом неизмеримом и безграничном своеволии и самовластии, которое так широко господствовало в нашем допетровском и петровском обществе, и особенно мало имеем права осуждать за это отдельные, а тем более исторические личности, которые всегда служат только более или менее сильными выразителями идей и положений жизни своего общества... Своеволие и самовластие в ту эпоху было нравственною свободою человека; в этом крепко и глубоко был убежден весь мир-народ; оно являлось общим, основным складом жизни».И.Е. Забелин о российской самобытности

Валерий Георгиевич Анишкин , Людмила Валерьевна Шманева

Культурология
Русь и ее самодержцы
Русь и ее самодержцы

Настоящая книга, по сути своей, является справочником, содержит выверенные сведения о возникновении Руси и ее становлении как государства и знакомит читателя с концепциями выдающихся российских историков, в числе которых Н.М. Карамзин, Н.И. Костомаров, С.М. Соловьев, В.О. Ключевский и др.В кратком изложении даны наиболее заметные и значительные события, происходившие на земле русской, например, татарская неволя, семибоярщина, польская интервенция, восстание декабристов и др.Основу книги составляет краткое (справочное) описание периода правления каждого из восьмидесяти самодержцев от Рюрика до Николая II Романова в хронологическом порядке. Кроме того, она снабжена таблицами с генеалогическим древом Рюриковичей и Романовых.Книга предназначена школьникам, студентам, а также всем, кто интересуется историей России.

Валерий Георгиевич Анишкин

История / Образование и наука
Все могло быть иначе. Альтернативы в истории России
Все могло быть иначе. Альтернативы в истории России

Могла ли история России сложиться иначе? В книге повествуется о некоторых «развилках» на историческом пути России, ситуациях выбора из нескольких возможных сценариев, когда судьба нашего Отечества могла обрести другую траекторию. Противостояние Державности и Свободы, спор альтернатив и значимость «исторической случайности», роль исторических личностей, границы «пространства возможного», цена выбора — все это подается в историко-публицистическом контексте. Автор стремится перешагнуть через стереотипы исторического сознания, спровоцировать читателя на размышления, показать, что всякая история — это еще и набор альтернатив, что у России нередко был выбор, возможность хотя бы на время разомкнуть круг чередования реформ и контрреформ, свободы и «казармы», рывков вперед и провалов в прошлое. Для широкого круга читателей.

Владимир Николаевич Шевелев

Фантастика / История / Альтернативная история / Образование и наука

Похожие книги