Все исправить

— Да будь они прокляты, ваши клятвы! — ненавидящим взглядом обожгла ее Мария. Ее единственная дочь погибла именно при «питании». — Мы могли… Пламя, мы могли… Преисподняя, моя девочка…

— Держи себя в руках, Мари.

— Да к демонам!

— Хранительница, можно узнать? — Голос Стефании, как прохладный дождь, очень вовремя остудил страсти. — Почему вы сказали об этом сейчас? Вы молчали столько лет. Что изменилось?

Что изменилось? Да все изменилось. С того момента, когда в пещеру вошел седой чужак с зелеными глазами и сказал, что клан мой вымрет. С разговора у Пламени, когда я поняла, что Лизавета способна на все. С той минуты, как Пламя показало мне, что будет, когда серолицые пришельцы войдут в наш мир.

— Дай-имоны.

Слово прозвучало, как отдаленный грохот обвала. Вроде бы не громко и не особо страшно, но все живое мгновенно настораживается… а через несколько секунд докатывается ударная волна.

— Они готовят массовое вторжение. И только от нас зависит, вымрем мы или поможем их остановить.

— Что за бред? — Галина вскочила на ноги. — Кого мы слушаем, сестры? Выжившую из ума старуху и осужденную преступницу! Вымрем… Что за нелепость?! Какое вымирание?!

Анна вдруг ощутила усталость. Безмерную усталость и неуверенность. А получится ли? Слишком разрозненны они сейчас, слишком подозрительно глядят друг на друга, слишком растеряны и смущены правдой, — но все же, все же…

— Я объясню! — хлестнул голос Лины. Она все еще стояла у колонны, и потемневшие глаза ее полыхали. — Значит, бред? Значит, не вымираем? Хорошо. Сколько в настоящее время эльфов в Канаде?

— При чем здесь, дьявол их забери, эльфы?

— Сколько?!

— Ну… полторы тысячи, не считая…

— А когда их занесло сюда из-за Грани, в их чертовом лесе жило лишь девяносто восемь «сокланников». Сколько на Земле невидимок? Более восьмисот! А это племя вообще начиналось с пяти пар. А нас перед первым Пламенем было сто двенадцать! Сто двенадцать! И сколько осталось? Нет, ты не опускай глаза, ты считай. Ну, считай! И ты говоришь, не вымираем? Посчитай, сколько у нас детей, посчитай, скольких подруг мы теряем на заказах! Считай, если совести хватит!

Галина молчала.

— А теперь подумай, что от нас останется после нашествия дай-имонов.

Тишина почти осязаемая накрыла пещеру. Только привычно потрескивало Пламя. С оранжевых языков сыпались нарядные рыжие искры.

Наконец послышался шорох, и в первом ряду тяжело поднялась Глафира.

— Что ж, кажется, это знак, — проговорила она. — Посмотри мне в глаза, Лина, и скажи, что все это правда.

Шаг. Глаза в глаза. Тишина.

— Это правда.

— Я тебе верю, — и, обернувшись, глухо уронила: — Катерина, твое слово?

— Верю.

— Стефания, твое слово?

— Верю… — Светловолосая феникс улыбается самыми кончиками губ. — И считаю, что самое время поставить вопрос об избрании новой Приближенной.

— Согласна.

— И я.

— И мы.

— Я тоже.

— Мм… — Лиз очнулась и дернулась в своих узах, пытаясь хоть губы высвободить. — Мм!

— Что ж, новым временам — новую главу… Мой голос тоже за тебя, Лина. Дерзай.

И вихрится Пламя, приветствуя новую Приближенную.

А некий зеленоглазый Страж обессиленно прислоняется к стене в своей нише…

Домой Дим добрался только поздно ночью. Пользуясь новообретенными силами, он «посмотрел» квартиру. Все спали. Кроме… кхм… кроме Лёша с его фениксом. Дим быстро отключил «зерцание».

И увидел Иринку. Она замерла у стола с тарелкой в руках — не то поставить хотела, не то убрать… Нежная, в простеньком сарафанчике, домашняя, с облачком золотых волос… Она так и шагнула ему навстречу вместе с этой несчастной тарелкой, потянулась обнять, спохватилась, отставила, едва не уронив.

Иришка, Снежка моя…

— А я тут тебе приготовила… Мы то есть. Мы с твоей мамой. Она у тебя хорошая… она сказала, ты ее любишь…

— Маму?

— Нет… в смысле, да, но она сказала про рыбу. Мы ее запекли. Будешь?

Дим смотрел на нее не отрываясь. Мама, рыба, тарелки… все равно. Главное, что она его ждала. Что надела сережку. И вообще. Снежка…

— Дим, ты так устал?

— Что? — очнулся тот.

— Я говорю, ты устал? — Волшебная рука погладила по щеке, и вся накопившаяся усталость вместе с демонами, переговорами и неукротимыми проверяльщиками из Совета Координаторов отодвинулась куда-то в далекие дали… — Ты меня слышишь? Я спрашивала, ты правда любишь рыбу, запеченную в…

— Снежка, — перебил Вадим, почти задохнувшись от нежности. — Снежка, что ты говоришь такое? Я тебя люблю, а не какую-то рыбу. Понимаешь?

Иришка подняла глаза… На тонком лице расцвела такая улыбка! Та, самая «извечно-женская», с которой, наверное, все истинные дочери Евы обращаются к нему, единственному и неповторимому. И нежная, и лукаво-дразнящая, и таинственная. И смущенная…

— Понимаю. Знаешь, Лёш мне сказал, что он сегодня «всю эмпатию угрохал в пещере фениксов», так что ночью не почует даже пляски русалок. Вот…

Он проснулся от тревоги. Рассвет вихрился туманом за окнами, дышал свежестью.

Тихо. В чем дело?

В комнате никого. Связь… порядок, Лёш в норме. Что… преисподняя, нет! Где-то далеко, на грани «восприимчивости» затлели угольки.

Серые.

Глава 13 В ПЕЩЕРЕ ПЛАМЕНИ