Все это очень странно

Хилди наблюдает за Дженни Роуз. Никакое это не подглядывание, ведь она обещала маме присматривать за сестрой. Такое впечатление, что Дженни Роуз постепенно исчезает. За ужином или в классе она то ли присутствует, то ли нет. Полуприсутствует. Место, где сестра сидит за обеденным столом, напоминает дырку после только что вырванного зуба, где ощущение пустоты еще непривычно. Учителя никогда не вызывают Дженни Роуз, будто не видят ее.

Вполне живой и настоящей она выглядит только в бинокль, когда лежит на кровати и щелкает выключателем, даже пальцем при этом не шевеля. Хилди тренирует глаза, чтобы они не разучились смотреть на Дженни Роуз. Скоро она станет невидимой для всех, кроме Хилди.

Никто не замечает, что одежда сестры стала ей велика, что ее взгляд и выражение лица становятся все более отсутствующими — как у человека, который закрывает дверь в дом и не собирается возвращаться. Похоже, и саму Дженни Роуз уже никто не видит.

М.М. волнует судьба Джеймса, мистера Хармона — новости по телевизору, и оба все время только ругаются, а что волнует самого Джеймса, никто не знает. Он запирает дверь в свою комнату. От одежды брата Хилди чувствует сладковатый запах марихуаны, знакомый ей по переменам в дальнем конце школьного двора.

Дженни Роуз больше не писается в постель. В половине десятого она идет в ванную, потом ложится и ждет, пока Хилди выключит свет. Что просто бессмысленно, учитывая ее ежедневные упражнения с выключателем. Шлепая босиком к своей кровати, Хилди представляет, как Дженни Роуз молча лежит с открытыми глазами и смотрит в темноту, словно мертвая. «Только не закричать, если свет вдруг включится. Нет, я не буду бояться Дженни Роуз. Интересно, дядя с тетей тоже ее боятся?»

В кромешной тьме тюремной камеры, когда она плакала, умоляя включить свет, отец показал ей один прием. Закрой глаза, сказал он, и подумай о чем-нибудь хорошем. Из прошлого. (О чем?)

Ты закрыла глаза? (Да.) Хорошо. А теперь — помнишь, как мы ночевали на плато Дьенг? (Да.) Ночь была холодная, мы вышли на улицу и стояли в темноте. Там были звезды. Подумай о звездах.

(Свет.)

В этой темноте, как и в той, тюремной, густой от дыхания соседей по камере, она тоже вспоминает звезды. Ночь была безлунная, и в абсолютной чернильной тьме звезды казались окошечками, кусочками стекла, сквозь которые пробивался свет. Они не были крошечными и далекими, они вообще не были похожи на те звезды, которые она видела раньше. Звезды над плато Дьенг. Такие яркие и близкие.

(Темнота.)

Ты помнишь Южный Крест? (Да.) А птиц? (Да.)

Она шла за руку с мамой и папой под священными баньянами, все время глядя в небо, на звезды. V деревья вдруг выстрелили вверх легким хлопаньем крыльев — взлетали проснувшиеся птицы. Звук человеческого дыхания в тюремной камере стал чудесным легким хлопаньем крыльев.

(Свет.)

Помнишь четыреста каменных Будд в Борободуре, помнишь, как семьдесят два Будды тихо сидят в своих ступах, похожих на колокола с дырками-ромбиками? (Да.) Тихо, Дженни Роуз, тихо, доченька, тихо.

(Темнота.)

Помнишь стражника, который дал тебе плошку с бубураям? (Да.) Помнишь Ньомана? (Да.) Ты помнишь нас, Дженни Роуз, помнишь нас?

(Свет.)

— Что ты тут делаешь? — Джеймс натыкается на Хилди в беседке. Она опускает бинокль и как можно равнодушнее пожимает плечами.

— Просто смотрю вокруг.

— Шпионишь за мной, малявка? — он хватает ее за руку, больно, до синяка.

— Зачем мне за тобой шпионить? — кричит Хилди. — Ты самый скучный человек во всем доме! Скучнее ее!

То есть Дженни Роуз, но Джеймс не понимает.