– Это хорошо, просто прекрасно. Стало быть, все лето о вас будет кому заботиться. Я точно знаю, что к осени у вас должен быть план, как рассказать обо всем коллегам в Гарварде. Может быть, сменить род деятельности? И, я думаю, самостоятельные путешествия к этому времени должны быть исключены.
Элис кивнула. Сентябрь внушал ей ужас.
– Кроме этого, необходимо продумать некоторые юридические моменты, такие как доверенность и завещание о жизни[16]. Вы не думали о том, чтобы отдать свой мозг для научных исследований?
Элис думала об этом. Она представляла свой обескровленный, залитый формалином мозг цвета замазки в ладонях какого-нибудь студента-медика. Преподаватель будет указывать на борозды и извилины, показывать, где расположены соматосенсорные области, где слуховые и зрительные. Запах океана, голоса ее детей, руки и лицо Джона. Или представляла, как его нарезают на тонкие ломтики, как ветчину в отделе деликатесов, и прилепляют к стеклянным слайдам. После таких приготовлений увеличенный желудочек будет выглядеть впечатляюще. Пустоты, в которых когда-то обитала она.
– Да, я была бы не против.
Джон поежился.
– Хорошо, перед тем как вы уйдете, давайте займемся бумагами. Джон, я могу взглянуть на анкету, которую вы держите?
Они никогда не говорили об этом.
– Когда Элис рассказала вам о своем диагнозе?
– Почти сразу после того, как вы его поставили.
– Хорошо. Как, по-вашему, у нее идут дела?
– Я думаю. Про телефон – это правда. Она к нему больше не подходит. Либо трубку беру я, либо она слушает сообщение на автоответчике. Она как будто приклеилась к своему органайзеру. Иногда утром, перед тем как выйти из дому, она сверяется с ним каждые две минуты. Немного тяжело за этим наблюдать.
Чем дальше, тем больше ей казалось, что Джон не может на нее смотреть. А если и смотрит, то это взгляд клинициста, так смотрят на лабораторных мышей.
– Что-нибудь еще? Может быть, Элис о чем-то забыла рассказать?
– Вроде бы все.
– Перемены настроения, личностные изменения, вы ничего такого не замечали?
– Нет, она такая же, как всегда. Может, чуть независимее. И тише стала, не начинает разговор первой.
– А у вас как дела?
– У меня? Все в порядке.
– У меня есть кое-какая информация, я ее вам сообщу. Это о группе поддержки тех, кто занимается уходом за больными. Дениз Даддарио – социальный работник в этой группе. Вы встретитесь с ней и расскажете, как у вас идут дела.
– Мне встретиться с ней?
– Да.
– Но мне это не нужно, у меня все в порядке.
– Хорошо. Но у вас есть такая возможность на случай, если почувствуете, что вам это нужно. А теперь у меня есть несколько вопросов к Элис.
– Вообще-то, я хотел поговорить о дополнительной терапии и клинических исследованиях.
– Хорошо, но сначала давайте закончим с ее тестами. Элис, какой сегодня день недели?
– Понедельник.
– Когда вы родились?
– Одиннадцатого октября тысяча девятьсот пятьдесят третьего года.
– Кто вице-президент Соединенных Штатов?
– Дик Чейни.
– Хорошо, теперь я назову имя и адрес, а вы их повторите. Позже я попрошу вас сделать это еще раз. Готовы? Джон Блэк, Брайтон, Западная Сорок вторая улица.
– Тот же, что в прошлый раз.
– Да, вы правы, очень хорошо. Вы можете повторить сейчас?
– Джон Блэк, Брайтон, Западная Сорок вторая улица.
– Отлично, вы можете посчитать от единицы до двадцати, а потом в обратном порядке?
Она смогла.
– Теперь я хочу, чтобы вы показали, сколько пальцев на левой руке соответствует месту, на котором стоит в алфавите первая буква в названии города, где вы сейчас находитесь.
Она мысленно повторила то, что сказал доктор, а потом показала указательный и средний пальцы левой руки.
– Хорошо. Как называется эта штука на моих часах?
– Застежка.
– Ладно, теперь напишите предложение о сегодняшней погоде.
– На обратной стороне бумаги нарисуйте часы, которые показывают сорок пять минут четвертого.
Элис нарисовала большой круг, а внутри его цифры. Самая верхняя – двенадцать, потом единица и все остальные.
– Упс, я нарисовала слишком большой круг. Она быстро написала:
– Нет, не цифрами. Мне нужно, чтобы вы нарисовали обычные часы, – сказал доктор Дэвис.
– Послушайте, вы хотите узнать, умею ли я рисовать или помню ли, как распознавать время на часах? Рисование никогда не было моей сильной стороной.
Когда Анне было три года, она любила лошадей и часто просила Элис нарисовать их. Интерпретация лошади в исполнении Элис выглядела как дракон-собака в постмодернистском духе и не могла удовлетворить даже дошколенка с богатым воображением.