Как ни странно, на лице незнакомца вспыхнула метаморфоза: от мгновенного испуга до… приветливого облегчения.
— Но ведь вы-то мне и нужны! Это ж просто чудо какое-то! Меня зовут Алексей Бестужев. Я у Марты Львовны никогда не был и вообще сам ее не знал. Вы ошиблись. Но ее прекрасно знал мой отец. Он был историк, очень увлеченный, известный в своей области человек. Занимался генеалогией. Хотел писать книгу о дедушке Марты Львовны… ну вы, конечно, в курсе, что ее дед был выдающимся документалистом, одним из родоначальников нашего документального кино?!
— Да, у нее были связи в киношном мире, — настороженно подтвердил Серж.
— Вообще семья очень интересная… Марте Львовне по наследству достались ценнейшие архивы. Она сама ими не занималась, попросила моего отца как специалиста. Он-то согласился с радостью, как фанат своего дела… Но, понимаете, он был так завален работой! Толком у него не дошли руки. Он, конечно, в первых подступах разобрал, — но туда надо было погружаться с головой, вы же понимаете… Перед своим уходом он очень переживал, чтобы архивы не пропали, чтобы я вернул их в вашу семью. Но Марта Львовна все медлила приехать и забрать. И вдруг я узнаю, что она… трагически ушла из жизни. И получается, что наследник — вы…
— Нет, не я! — выпалил Серж, инстинктивно желая откреститься от неизвестно что сулящего слова «наследник». — Еще ведь жив ее отец.
Алексей Бестужев нахмурился, и в глазах его блеснуло недоверие, и даже жесткость.
— Видимо, вы не в курсе. Но Лев Брахман не должен иметь к этому архиву никакого отношения!
— Леша! Мальчик не в курсе. Ему теперь придется много узнать, — услышал вдруг Серж за своей спиной мягкий женский голос с хрипотцой.
Он обернулся. И сразу узнал ее, хотя и видел только на фотографии тридцатилетней давности. Прасковья Николаевна собственной персоной. Кудрявые седые волосы, ямочки на щеках, очень длинное темно-вишневое платье. Первое, что пришло в голову: она — иноходец. Непостижимое величие простоты чистейшего родника или необработанного сокровища. Серж почувствовал себя чуждо и неловко, словно подсмотрел встречу единорога с девственницей.
— Пойдемте, помянем Мартушу. Леш, вернись, посиди еще. Я не в силах совладать со всем этим кошмаром. Я запрещала себе привязываться к ней. Но разве я могла в этой семье кому-то что-то запретить. Даже себе самой!
Серж всматривался в юные глаза женщины, которые из-за слез напоминали прикрытые на ночь бутоны, но морщинистые приспущенные веки не скрывали чистоты голубого тона. Пока она рассказывала, Серж понимал, что готов слушать ее бесконечно, потому что он наконец встретил человека без скрытых мотивов. «Запретить что-то в этой семье»… В этой семье жизни не хватит, чтобы понять хотя бы запутанные нити родства. Разве мог предположить преступно невнимательный к словам и деталям Серж, что Брахман — вовсе не фамилия Большого Льва. И был он скорее не львом, а вороватым шакалом, когда женился на своей первой жене, и, хитро взяв ее фамилию, примкнул к могущественному клану. Его тесть поначалу был рад такому повороту, ведь иначе его фамилия пресекалась — сыновей у него не было, только дочь. Но очень скоро он понял, что сделал большую ошибку, впустив в свою семью хваткого воротилу. Вот уж кого совсем не интересовали ничьи архивы! Ведь чтобы получить с них мало-мальскую прибыль, нужны годы работы. Да и результат, скорее, лежал не в материальной сфере. Не тот коленкор. Задачей Ксенофонтовича было унаследовать недвижимость и живые деньги, а после приумножить капитал. А его жена, богатая невеста, словно подыгрывая дьявольскому замыслу, умерла вскоре после родов. Обострилась дремлющая в глубине организма коварная волчанка.
— Тогда ее лечить совсем не умели, это был приговор. Лев остался с младенцем на руках. С дочкой, которая с высокой долей вероятности могла заболеть той же болезнью. Вот тогда он понял, что ничего нам не дается просто так. За все придется платить. К жирному наследству прилагается страшная наследственность. А я, глупая студентка, его пожалела. Тогда его все жалели…
Тетя Пана привела их к старой железной оградке, за которой были две старые заросшие могилы и одна свежая. Серж испытал моментальный ужас, увидев холмик, заваленный цветами и венками, и простой деревянный крестик с табличкой. Гуля права: все это совершенно не вязалось с Мартой. А с кем это вообще вяжется?! Вот теперь он ощутил себя абсолютным предателем, не проводившим свою жену в этот убогий кустарный мрак царства мертвых. И если существуют девять граммов души, которые остаются от нас в вечности — пускай не знают они томительного и тоскливого привкуса ритуала земной смерти.
Серж поискал глазами Гулю, предполагая, что она тайными тропами пробралась сюда, но Пана заметила и подала быстрый мимический знак, чтобы Серж ее не искал. Он украдкой кинул взгляд на «подозреваемого» Алексея. Тот был погружен в свои мысли, временами уважительно прислушиваясь к Прасковье Николаевне, и ни малейшей тревоги о своем разоблачении не выказывал. Эти двое были людьми из другого, несуетного мира…