Все, что мне надо

Я непроизвольно ежусь от этого пугающе острого взгляда, но , в противовес, вскидываю подбородок, не собираясь показывать свою неуверенность и замешательство.

- Зверев! Что тебе надо? Я уже сплю. Или говори, что здесь забыл, или…

Тут Зверев , не выпуская сигарету из губ, резко шагает ко мне, наклоняется и дергает к себе за ногу, прихватив щиколотку прямо через покрывало.

От неожиданности я взвизгиваю, проезжаю задом по простыне прямо к краю, смотрю на возвышающегося надо мной Зверева уже со страхом. Пытаюсь высвободить ногу, ору, уже не сдерживаясь:

- Зверев! Ты рехнулся? Ты что творишь?

Но он все так же молчит. Тяжело молчит, каменно. И смотрит. В этот момент он похож на средневекового великана, выточенного из скальной породы. И это… Страшновато. И странно.

Зверев не причиняет боли, но держит крепко. Легко перехватывает обе моих ноги одной рукой, я , как-то отстраненно , подмечаю, что его ладонь спокойно перекрывает обе моих щиколотки, и это… Черт, возбуждает…

Не перестаю дергаться и ругать его, требуя отпустить, но он меня, кажется, и не слышит даже!

Выдыхает дым через ноздри, вынимает сигарету и сжимает ее в кулаке. Роняет окурок прямо на пол. Я слежу ,в полном шоке, за этим варварством, набираю воздуха в грудь, чтоб заорать на него гневно и матерно. Потому что выбесил! И это уже нисколько не смешно!

И в то же время сюрреализм ситуации зашкаливает. И где-то в глубине сознания я не совсем уверена, что это не сон сейчас. Странный. Пугающе-возбуждающий.

Если это сон, то прямо беда с тобой, Даша. Беда.

Зверев легко опускается на колени прямо перед кроватью, с которой я , его милостью, уже попой свисаю, небрежно раздвигает мои бедра, подхватывает под ягодицы, неожиданно жестко и плотно прижимаясь пахом к обнаженной промежности.

И я замолкаю потрясенно. Потому что у него там все очень серьёзно. И грубая шерстяная ткань брюк причиняет легкую возбуждающую боль.

Я с удивлением осознаю, что завелась.

От чего? От неоднозначно-подчиняющей ситуации? От жесткого хвата пальцев на заднице? От взгляда , темного и нечитаемого? От откровенно сквозящей в каждом его жесте грубой жажды?

- Рома… - я неожиданно задыхаюсь, пытаюсь подняться, дотянуться до него, погладить, приласкать, но жесткая ладонь опрокидывает обратно, он чуть наваливается, возясь с ширинкой и не давая мне выползти из-под него.

Пальцы добираются до горла. Пережимают. Не сильно, но вполне определенно.

А затем он открывает рот и произносит первое за сегодняшний вечер слово:

- Лежать.

И одновременно дергает меня на себя, входя во всю длину, грубо и жестоко.

Я сдавленно ахаю, глаза закатываются сами собой, мне больно и хорошо. Больно, потому что еще не готова для немаленького размера, который он безжалостно вколотил в меня. А хорошо… Потому что хорошо. Не могу себе отдать отчет, почему.

Но, когда Зверев начинает двигаться, так же, как и все, что делал до этого, жестоко и молча, я чувствую, что внутри меня что-то нарастает, с каждым его движением, с каждым выдохом.

Я шире раскидываю ноги, кладу пальцы на твердую ладонь, которой он все еще сжимает мое горло, дотягиваюсь другой рукой до жесткого лица, нависшего надо мной, трогаю, пытаюсь разгладить глубокую складку между бровями, смотрю в черные и невозможно глубокие глаза.

И тону, умираю от невероятно неожиданной нежности.

Несмотря на то, что в его действиях ни капли ласки, ни грамма предупредительности… Он словно… Наказывает меня? Или спрашивает? Или пытается добиться ответа? Что-то понять?

Я не знаю, я не нахожу оправдания его поведению. Но мне и не требуется.

Он действует грубо, лицо его мало эмоционально, только глаза… Глаза дьявольские.

И я в них пропадаю.

Зверев полностью одет, лишь ширинку расстегнул, я полностью раздета, голая и беззащитная перед ним, перед его силой.

И этот контраст тоже возбуждает.

Я горю, чувствую, что скоро огненная волна накроет меня с головой, выгибаюсь, цепляюсь за его руку на горле, шепчу что-то умоляюще, упрашивая отпустить, упрашивая поцеловать. Мне так хочется хоть немного ласки от моего неумолимого любовника.

Но он словно не слышит, двигается по-прежнему жестоко и сильно, а затем резко выходит, буквально за мгновение до моей разрядки, и, опять не обращая внимания на протестующий стон, разворачивает и укладывает животом на кровать.

И снова врывается. Как и в первый раз, на всю длину, не щадя. Но в этот раз его грубость только подстегивает мое удовольствие, я и выгибаюсь от острой сладкой судороги, прошившей все тело. Это неожиданно и даже больно, а он длит мой кайф, жестко прихватив за волосы и потянув на себя.

Зверев по-прежнему не издает ни звука, движется и движется, сильно, жестоко.

Я успеваю кончить второй раз и обессиленно упасть на кровать, повинуясь властной ладони, прижавшей меня за затылок к простыне, когда он срывается на бешеный темп и тоже кончает.

И опять беззвучно, только дышит тяжело. И не отпускает меня. Не покидает измученное расслабленное тело.

Я тихо шевелюсь, пытаясь выползти из-под него и , наконец, спросить, что это вообще такое было.

Но он не позволяет.