Всадники равнин

Какой-то высокий человек выбежал из двери одного из домов — рослый, хорошо одетый парень; в руке у него был пистолет. Питер пришпорил Лэрриби, и огромный конь понесся вперед, обгоняя повозку и оставляя её позади. Высокий парень выстрелил. Из пистолета Майка Джарвина прогремел ответный выстрел, а в следующий момент Питер налетел на парня, сбивая его с ног — он не стал наезжать на него, а просто протянул руку и с силой толкнул, как это обычно делают в футболе. В то время, как жертва с криком опрокинулась навзничь, оставаясь барахтаться в пыли, Питер с удивлением увидел, что это был его собственный кузен, Чарльз.

У него оставалось немного времени на мысленный комментарий к увиденному — ему показалось странным, что Чарльз так горячо желал смерти человеку, который по представленной ему версии, так великодушно вернул все, что ранее выиграл за карточным столом. Хотя, если задуматься, в поведении Чарли обнаруживалось множество качеств, наводивших на размышления.

Теперь люди с поразительной быстротой снова заполняли улицу, но Майк Джарвин уже успел добраться до повозки и благополучно забраться в нее. Увидев это, Обмылок принялся неистово хлестать мустангов, вновь заставляя их перейти на безумный галоп.

Заметив у Майка в руках ужасный обрез двустволки, Питер поспешно направил коня к летящей по улице повозке. Если разрядить это оружие в толпу, подобную этой, то нетрудно себе представить, каковы могут быть последствия. И в конце концов, ответственность за расстрел повесят на Майка. А Питер и Обмылок также окажутся невольно причастными к нему.

Поэтому Питер зычно выкрикнул:

— Майк, если ты выстрелишь из своей пушки, я сам всажу тебе пулю в лоб. Так и знай!

Лицо Майка исказила гневная гримаса. Оглянувшись, он зло глянул в сторону Питера и даже направил дула своего оружия на огромного всадника. Тот ничего не ответил, Джарвин же просто стоял в повозке, широко расставив ноги, подобно моряку, который не обращает никакого внимания на качку корабля, и угрожающе направлял свой обрез то в одну сторону, то в другую.

В собравшейся толпе не было дураков. Все они прекрасно знали, что это было за оружие, и поэтому, не раздумывая, с испуганными криками бросились врассыпную, ища спасения за стенами своих домов. Прогремело несколько выстрелом, но сделаны они были явно наугад. Лишь один из всех стрелял осознанно — человек, занявший позицию на ступеньках бакалейной лавки. В суматохе шляпа слетела с его головы, а по ветру развевались длинные седые волосы. Питер сумел лишь мельком разглядеть его сквозь клубы пыли, которые, несомненно, сохранили жизни всей троице, став их спасением от выстрелов этого снайпера. Дважды пули выпущенные из его винтовки, просвистели у самого уха Питера; и целых три раза прошили стенки повозки, лишь по счастливой случайности не задев людей и коней.

Эта опасность оказалась последней, в то время как повозка и всадник, скрывшись за поворотом улицы, направились вон из города по дороге, ведущей к речке. Им ничто больше не угрожало — до поры до времени. Через несколько секунд преследователи оседлают коней и бросятся в погоню.

Тем временем старый Джарвин привычным движением поднес к губам горлышко уже известной черной бутылки, и затем протянул её Обмылку. Но Обмылок, стоя в повозке и изо всех сил натягивая вожжи, отказался от выпивки, что случилось с ним, пожалуй, в первые в жизни. Теперь наряд его состоял по большей части из рваных лохмотьев — все, что осталось от одежды. А до слуха Питера доносился его взволнованный голос, очень напоминающий раскаты далекого грома.

— И тогда я там все сокрушил! Я им такое устроил! Они расползлись по канавам и орали от страха, когда я на них налетел. Я дрался как десяток разъяренных рысей. Я ревел, как медведь! О, Майк, жаль, что ты не видел, как я расправился с теми слабаками.

В ответ же ему раздавался громоподобный рокот Майка Джарвина:

— Рад за тебя, парень. Так им и надо. Но только что это по сравнению с тем, что устроил им я? Всех оставил в дураках! Я бы и не стал больше играть. У меня собралось достаточно деньжат и после первого же захода — но этот кретин Хейл отобрал их у меня! Поэтому, Обмылок, я был вынужден снова засесть за игру. Это было так же элементарно, как отобрать конфету у ребенка. С той только разницей, что эти великовозрастные детки оказались все сплошь при усах и увешанными грозными «Кольтами». Я же вытрясал денежки из их карманов да так, что они же от этого получали удовольствие.

Провалиться мне на этом месте, если они не приняли меня за неудачника. Ведь до них так и не дошло, что суть моего якобы «везения» в том, чтобы проигрывать по мелочи и выигрывать по-крупному. Обмылок, у меня полно денег. Сорок тысяч наличными в бумажнике. А было бы и все сто, как пить дать — если бы не этот кретин Хейл…» — Он замолк на полуслове, чтобы в очередной раз отхлебнуть из бутылки, но затем, по-видимому, немедленно позабыв о своей обиде на Питера, затянул разухабистую песню.