- Шучу! - улыбнулся командир. - Не в подкове суть. Тут дело случая. А счастье, Сева, оно куда сложнее. Я за ним с эскадроном уже давненько скачу. Сколько товарищей потерял, сколько полей ископытил. А счастье все еще впереди.
- Может, его и нет на свете, а люди только зря говорят, - задумался Севка.
- Как это нет! - рассердился эскадронный. - Зря, что ли, воюем, жизни кладем? Ты эти слюнявые мысли брось.
Утомленный разговором, задремал командир.
Полежал с закрытыми глазами и Севка, но спать не хотелось. Повернулся на правый бок, на левый - не уснуть. Подтянул колени, сел. Полушубок сполз, вывернулся шерстью наружу.
Севкино внимание привлекла странная заплатка, пришитая изнутри. Карман! Пальцы нашарили в уголке что-то твердое. Уцепился покрепче, оторвал сложенный вчетверо кусочек овчины, исписанный химическим карандашом. Прочел и тут же повернулся к командиру. Но тот спал.
Севка кашлянул раз, другой. Повозился на соломе, покряхтел.
- Не спишь? - открыл глаза Ребров.
- Прочитайте вот!
На квадратике оголенной от ворса овчины четко выстроились слова:
"Дорогому товарищу Ленину в подарок от крестьян села Заозерье. Полушубок сей сшил по поручению сельского схода Серафим Лыков. Носи его, Ильич, на доброе здоровье и на страх врагам".
Ребров даже чуть приподнялся на локте. Заметно волнуясь, сказал:
- Ну, брат, тебе и привалило! Смекнул, чья это вещь?
- Н-не может быть! - усомнился Севка. - Тогда как же этот полушубок к Дроздову попал?
- К Дроздову-то просто. По всей стране собирают теплые вещи для фронта. Женщины варежки, носки вяжут. А Ильич, выходит, отдал подаренный ему полушубок. Другое удивительно. Воинских частей у нас сотни, если не тысячи, а этот разъединственный полушубок попал именно в наш эскадрон!
Севка примолк. Поскреб ногтем пятнышко ружейного масла на рукаве полушубка, снял с воротника прицепившийся пустой колосок.
- Не могу поверить! Чтобы сам товарищ Ленин носил, а теперь я... Каждый скажет: "Врешь!"
- А ты, брат, помалкивай, - предупредил командир. - На эту вещь знаешь сколько охотников найдется!
Покачивало. Севка лежал с открытыми глазами и думал: "А все-таки не зря говорят про подкову, что она счастье приносит. Ведь все началось с нее. Не найди я тогда в пыли подкову, может, и в эскадрон не попал бы и не ехал бы сейчас в тыл под полушубком самого товарища Ленина...
Глава II
НА ОСОБОМ ПОЛОЖЕНИИ
Нескончаемо тянется время. Днем еще так-сяк, а вот ночами... Крутится Севка на тощем соломенном тюфяке: нет сна. То погладит под одеялом раненое плечо, то пощупает сквозь бинты. Болит, окаянное! Сколько ж ему болеть? Командир, дядя Степан, и месяца не лежал - выздоровел, хоть и рану имел навылет в грудь. Остальные эскадронные тоже повыписывались. А Севкина рана, с виду легкая, загноилась, приковала его к койке. Четвертый месяц пошел.
Ждет Севка и никак не может дождаться письма. Обещал же дядя Степан. Может, раздумал? Эскадрону-то воевать без Севки - пустяк. А вот ему без эскадрона... Нет, Севка вернется! Докажет, что боец Снетков не хуже других. Спасибо, Трофим Крупеня выучил ездить в седле, показал, как владеть на скаку шашкой.
Опять же и полушубок... Нипочем не стал бы дарить дядя Федор, если бы знал, чей он. Да и Севка не взял бы, кабы знал. Но он вернет. Это уж беспременно.
Отворяется по утрам дверь, входит Клава Лебяжина, медицинская сестра. Поздоровается - и прямиком к печке-буржуйке: за ночь-то выдуло из палаты тепло.
На Клаве большие растоптанные валенки, а под халатом - крест-накрест пуховый платок. Из нагрудного кармана торчит сложенная пополам тетрадка.
Растопит печку, начинает разносить градусники.
- Смотри не разбей, кавалерия! - каждое утро предупреждает она Севку. - Как спал-почивал? Опять эскадрон снился? Не замерз? - Дунет, округлив рот, - и в воздухе парок. Нахмурит брови, неодобрительно покачает головой, скажет:
- Не палата - цыганский табор.
Койки и впрямь все разномастные. На одном раненом поверх легкого одеяла шинель, на другом - стеганая телогрейка, а на Севке - полушубок. Доктор приказал выдать, когда ударили холода. Рота выздоравливающих расстелила эту одежу на снегу, опрыскала чем-то пахучим и ветрила два дня на морозе, чтоб было чисто.
Зато теперь Севке куда как спокойнее. Полушубок-то - вот он. Не надо вертеться возле каптерки, где хранится обмундирование, заглядывать в дверь и беспокоиться: вдруг стянули?
Севка в госпитале на особом положении, и опекает его не одна Клава. Каждый раненый ему если не в отцы годится, то уж в дяди непременно. Одним словом, не взрослый человек. Во-вторых, Севка не курит и причитающуюся ему в счет пайка махорку меняет на сахар, а такой человек в любом госпитале на вес золота. Раненые перессорились было, пока не установили очередь, кому когда менять.
И, самое главное, он грамотный. По просьбе бойцов пишет письма на родину. Может под диктовку, а может и сам сочинить.