Врывалась буря(Повесть)

— Мало, мало казнишься! — возмущался Сергеев. — А я-то уже считал тебя опытным чекистом! И потом, как это Семенов мог спокойно упустить его? Как он мог так безболезненно убежать?!

— Я не знаю, — вздыхал Егор.

— А у тебя не закрадывается такое подозрение, что все подстроено?.. Что Семенов нарочно отпустил его?..

— Да ты что?! — аж подпрыгивал со стула Воробьев. — Да откуда Семенов мог быть связан с Катьковым?!

— А ты знал, что Семенов раньше жил в Краснокаменске на одной улице с подружкой Катькова Анастасией, а Катьков сам знаком с ней уже десять лет?!

— Откуда мне знать?! — удивился Воробьев.

— Семенов знал Катькова, так-то! Во всяком случае, сразу узнал его. Узнал и скрыл этот факт от тебя. Так? — в упор спросил Сергеев.

— Мне он ничего не сказал, — оторопело признался Егор.

— Вот и бублики! — сказал Сергеев. — А ведь я просил тебя хорошенько изучить дело Катькова, все его связи, И выговор за потерю бдительности при поимке опасных государственных преступников — еще малая цена твоему ротозейству… Понял?

— Понял, — вяло проговорил Воробьев. — А что с Семеновым-то будет? Не виноват он! Я за него как за себя ручаюсь, — сказал Егор. — Если надо, меня еще накажи!

— А вот я после такого заявления твоего и за тебя не поручусь! — зло отрезал Сергеев. — Ступай, и не слышал я ничего! Не узнаю я тебя, Егор, совсем не узнаю! Точно подменили тебя там, в Выселках!

Егор вспомнил, как сам в 19-м совершил непростительную ошибку. Против их отряда выслали полк карателей, и Щербаков послал его и Сергеева добыть «языка».

Они прискакали к Быстровке, где остановились белые, уже к вечеру. Стоял март. Колчак полновластно хозяйничал в Зауралье, и важно было, зная намерения карателей, ловко уйти из их железного кольца. Зорко оглядев село с опушки леса, Василий Ильич заприметил издали баньку богатея Шушарина, из трубы которой курился дымок. Догадка его оправдалась: парились беляки и, видно, знатного чина, так как стояла охрана. Часовых они сняли без шума. Напялили их шапки и тулупы, стали ждать. В баньке бухали веники, слышался смех. Через минуту с ревом выскочили в снег пять человек. Повалявшись да поохав, четверо умчались обратно, а пятый все еще елозил по сугробу, когда Сергеев вмиг накрыл его тулупом, а Егор накрепко запер дверь в баню.

Едва они доскакали до леса, как Сергеев, неожиданно остановившись, спросил насмерть перепуганного офицерика:

— Кто в бане остался, ну?! — Василий Ильич вытащил наган. — Кугель там?! — взревел комразведки, называя имя командира полка.

— Да, — прошептал офицерик.

— Черт! — проскрежетал зубами Сергеев.

Бросив офицерика на снег и приказав Егору дожидаться, он ринулся обратно.

Егор не успел прийти в себя от столь неожиданного поворота событий, как вдруг офицерик, вымахнув из тулупа, в прыжке выбил его из седла и, удержавшись в нем, бросился к селу. Медлить было нельзя, Егор выстрелил в темноту и попал точно в голову офицерику Примчался его верный конь Гришка, волоча за собой бездыханное тело врага, послышались выстрелы со стороны села, и вернулся Сергеев: надо было уходить.

Щербаков тогда никого не наказал, хотя Егор остро переживал свою вину. И вот теперь такая же обидная промашка у Семенова. Стоит ли судить его так строго?..

Так закончился вчерашний день, и теперь Воробьев неотступно думал о Семенове, его судьбе. Ну жил он с этой Анастасией на одной улице, ну узнал, испугался, поэтому и не сказал сразу — это понятно. В чем же вина его?.. То, что упустил, в этом и моя доля вины, как и его. Только за что же казнить?..

Всю банду отправили в Свердловск, отпустили только Настю, приказав ей жить здесь, в Краснокаменске, а Семенов так и остался не у дел. Он кружил вокруг отдела О ГПУ, занимающего бывший каменный особняк купца Чугуева, и, завидев Воробьева, каждый раз кидался к нему со всех ног. Но что ему мог сказать Егор?.. Сергеев, видимо, чувствовал, что для ареста Семенова и предъявления ему обвинения в связях с бандой улик мало. Кроме того, комитет комсомола механического завода, направившего Семенова в ОГПУ, аттестовал его хорошо, хотя то, что он скрыл от Воробьева факт раннего знакомства с Катьковым, говорило не в его пользу. «Завтра надо бы поговорить с ним», — подумал Егор. Слово «поговорить» означало в данный момент «помочь», но Воробьев не мог даже выговорить это слово про себя, ибо, узнай об этом Сергеев, он бы тотчас расценил такую помощь как сговор, Егор понимал, что стечение обстоятельств теперь может вполне исковеркать парню судьбу.