Врезано в плоть

Дин надеялся, что аромат кофе поможет прогнать прилипший к ним смрад покойной Франкенпсины, но запахи, смешавшись, породили еще более тошнотворную вонь. Зловоние, однако, не смущало Сэма, и Дин не знал, хороший это знак или плохой. За прошедшие годы брат испытал уйму всего, что так или иначе меняло его поведение, и в итоге Дин больше не знал, что для Сэма нормально. Кто бы говорил. У него самого маленько крыша поехала. Наверное, это одна из причин, по которой они оставались вместе. Разумеется, они были семьей, но еще помогали друг другу существовать – почти по привычке. Если сейчас все настолько плохо, что будет в старости? Хотя нет никакой гарантии, что они дотянут до этих золотых деньков. Вот почему охотники никогда не откладывают деньги на старость. Им нужно накопить только на похороны. Да и то сомнительная затея, потому что если они умирают – действительно умирают, а не превращаются в вампиров или что-нибудь в том же духе – то от них порой не остается ничего, что стоило бы положить в могилу. Мрачный ход его мыслей – издержки профессии – неизбежно привел к воспоминаниям о Бобби. Бобби не суждено было купить домик и осесть во Флориде. По крайней мере, они с Сэмом смогли его похоронить, предварительно кремировав тело, чтобы он не смог вернуться мстительным духом. Дин залез в карман пиджака и дотронулся до фляжки Бобби.

«Я скучаю по тебе».

На момент металл словно потеплел под пальцами, но наваждение ушло, и Дин решил, что просто показалось.

– И Двухголовый, и Франкенпсина выпивают жизненную силу жертв, – проговорил он. – Может, они и не похожи, но определенно относятся к одному и тому же типу.

– Комбинации разных тел, – уточнил Сэм. – Как раз в этом смысле они похожи.

– Получается, мы действительно ищем безумного ученого.

– Или безумного колдуна. Невозможно состряпать таких монстров с помощью одной только науки.

– Может, он и там и там поспел? – предположил Дин.

– И с кем мы тогда имеем дело? С колдученым?

Дин покосился на него:

– Кончай грузить меня чудными словами, лады?

– Ладно. – Сэм немного подумал. – Если у нас тут какое-то новое сочетание науки и магии, возможно, у левиафанов нет защиты против подобного.

– И тогда мы вплотную подберемся к обнаружению левиафанского криптонита.

– Левиафанита?

– Чувак… я серьезно!

* * *

– Знаешь, а ты в самом деле довольно красив. Не побоюсь этого слова, шедевр даже.

Гаррисон наблюдал, как Бишоп расправляется с очередным кусочком своего… их… угощения. Каждая голова поедала по два шоколадных батончика – Бишоп держал по одному в каждой руке, – причем делали они это практически синхронно: подносили шоколадку ко рту, откусывали, жевали и глотали. Гаррисон не пытался соединить оба мозга, поэтому никакой физиологической подоплеки в синхронных движениях не было, тем более захватывающе было на это смотреть, особенно когда дело касалось шоколада. Гаррисон с удовлетворением отметил, что проблем с глотанием у голов нет. Одной из самых серьезных трудностей в создании Бишопа было присоединить обе головы к одному пищеводу. Это было бы невозможно без «НюФлеш», не говоря уж о мистических добавках, которые Гаррисон почерпнул из блокнота Конрада. В общем и целом, он был доволен. Наверное, в следующий раз стоит попытать удачи с тремя головами – хет-трик[16].

Бишоп сидел на полу пристройки, скрестив ноги, и поедал шоколад, а Гаррисон стоял в дверях с электрошокером. Шокер он заказал в сети перед тем, как начал работать над созданием Бишопа, на случай, если творение вздумает побузить. Напряжения не хватало, чтобы причинить какой-то серьезный вред, но поскольку уровень развития у Бишопа был едва ли выше детского, боли от электрического удара было достаточно, чтобы призвать его к порядку. Гаррисону, однако, редко доводилось прибегать к помощи шокера, потому что шоколад показывал гораздо лучшие результаты. Бишоп не получал питательных веществ из обычной пищи, и она не могла утолить сжигающий его голод, но вкус ему нравился, что делало шоколад отличным мотивирующим фактором. Найти Бишопа и привести его в пристройку было проще простого. Все, что пришлось сделать, – побродить по лесу за бюро ритуальных услуг с развернутой плиткой шоколада и криками «У меня есть сладости для моей радости!». И Бишоп тут же примчался галопом, пуская слюни от предвкушения. Тем не менее Гаррисон не забывал о шокере. Конфетки – дело хорошее, но они не могут заменить нескольких миллионов вольт электричества.

Гаррисон немного волновался за своего мальчика… за своих мальчиков. По пути к пристройке он хорошенько рассмотрел Бишопа, и, несмотря на то, что тот был грязный и весь исцарапанный из-за блужданий по лесу, заметил первые признаки разложения. Пока только пару пятнышек там и сям, но это означало, что его творению осталось недолго. Неделя, наверное, две максимум. По мере распространения разложения возрастал и голод, заставляя Бишопа разыскивать живых существ и выпивать их жизненную энергию. Это приостановит процесс гниения, но станет лишь отсрочкой казни. Его неминуемо настигнет смерть.