Время зимы

— Я должна быть смиренной и сносить все, что даст мне судьба, — сказала Хани слова, что назойливо вертелись в голове, пока палка опускалась на ладони. Посвящение было тайной, никто не знал, как оно свершается и почему Мудрая удостаивается такой чести. Говорили лишь, что выбирают только тех, кто достоин деяниями и знанием. Никто не учил ее, что говорить и как поступать. Она сама нашла слова.

— Хорошо. — Лицо старой фергайры, размытое пеленой слез Хани, смягчилось. — Встань сестра, и подотри сопли — фергайры никогда не плачут, если есть хоть одни глаза, что могут стать тому свидетелями.

Девушка кивнула, но на слова ей не стало сил. Хвала Скальду, они и не требовались. Каждая фергайра по очереди назвала ее сестрой и дала наставление. Толстая Ботта велела никогда не опускать рук, как бы сильно не колотила ее палка богов, задумчивая Тира пожелала оставаться об руку с надеждой, даже если Лассии будет угодно больше не выпускать солнце из его ложа за горизонтом. Фоира наставляла жить без оглядки на зло и добро, и вершить по справедливости, всегда улыбчивая Ниара велела не бросать в тяжкой хвори ни врага, ни друга. Много всего услышала Хани, слова сплелись в единую песню, которую, — девушка знала это, — ей никогда не забыть.

Неужели, больше не будет испытаний, гадала Хани, когда фергайры умолкли. Вереницей, фергайры, — теперь уже ее сестры, — покинули зал. Хани шла за ними не видя пути, думая о том, почему вдруг так изменилось мнение колдуний Севера.

Миновав сплетения коридоров и дверей, Хани, а с нею и фергайры, попали в книжную комнату — пожалуй, единственное место во всей башне, не считая кухни, где ютилось тепло. Стены прятались за массивными полками, такими высокими, что чтобы добраться до верхних стеллажей, требовалась лестница. Центром книжной комнаты служил длинный стол, на котором хватало места и множеству перьев, и пергаментам. Хани заметила рецепты зелий, которые кропотливо переносились в толстые, потрепанные временем тома.

Ее усадили за стол и обработали кровоточащие ладони мазями и бальзамами, а потом обвернули тканевыми лентами, отчего руки будто тоже нарядились в … перчатки. Боль утихла, пальцы вновь обрели способность сгибаться, хотя Хани чувствовала, что еще не скоро к ним вернется прежняя гибкость.

— Теперь ты можешь задать свои вопросы, — разрешила Ванда. Она села как обычно во главе стола, и, пока устраивалась в кресле, громко сопела и кряхтела. — Только быстро, у нас есть дела важнее.

— Почему? — Хани требовательно посмотрела на нее.

— Потому что мы так решили. Сестры посчитали тебя достойной быть одной из нас.

— Я молода, неопытна, я ношу порченую кровь. — Неуверенная, что говорит то, что следует, Хани запиналась, хватая воздух перед каждым словом. — Неужели во всем Артуме нет никого достойнее?

— Есть, — ответила за Ванду грузная Ботта. Ее маленькие глазки заплыли широкими морщинами, ногти хранили следы зубов. — Более достойные были всегда, даже когда выбирали каждую из нас. Но быть достойным — не значит быть полезным. Для того или иного дела, — чуть подумав, добавила она.

— Чем полезна я? — Втиснулась с новым вопросом Хани, хоть и видела, что фергайра не закончила.

Ботта отнеслась к е нетерпению своей новой сестры со снисходительной усмешкой.

— Я велела им прислушаться к моим словам. — Отозвалась Ванда и зашлась кашлем. Ниара неодобрительно нахмурилась и поинтересовалась, когда она в последний раз принимала настойку. Ванда отмахнулась от нее, не дав ответа. — Ты будешь полезна нам, — продолжала она, как только кашель отступил. — Будешь говорить нам все, что скажут тебе они. Раз твоя порченная кровь вложила в твои уши силу, чтоб слышать голоса предков, значит, так было угодно Скальду.

— Я не получила благословения…

— Ты осталась жива, — оборвала ее Ванда. — Мало ли такого благословения? Снежный мог схоронить тебя в снегах, скормить шарашам, извести болезнями, но ты цела. Много и возвращаются живыми, без благословения, м?

— Да, — согласилась Хани после короткой заминки. На ее памяти в родной деревушки из путешествия длинною в год возвращались только те, кто получал благословение Снежного. Других настигала незавидная учась.

— Ты порченная, — поспешила напомнить Фоира. Она продолжала смотреть на Хани с недоверием и даже отвращением. Может Фоира и смирилась с решением своих сестер, но всем видом давала понять — ничто не в силах заставить ее изменить себе. — Только богам под силу разделить темное и светлое.

Фергайра еще много чего собиралась сказать, это читалось в ее взгляде, но Ванда осадила ее окриком.

— Что я должна делать? — Хани пошевелила пальцами, пытаясь собрать в кулак магию. Не получилось — она едва чувствовала пальцы.

— Ты поедешь с Конунгом к южным границам. Будешь следить за каждым его шагом, и докладывать нам. Станешь тенью за его спиной. Чтоб ни один приказ, слово или команда не прошли мимо твоих ушей.

— Сделаете меня шпионкой? — Неуверенно переспросила Хани.

— Нашими глазами и ушами, — поправила улыбчивая Ниара.

— Но я должна буду доносить, — попыталась возразить Хани.