Время зимы

— Не все. — Берн отвернулся, с остервенением вцепился в просмоленное дерево. — Так решили фергайры. Никто в Артуме не пойдет против их воли. А колдуньи не захотели сохранить ее жизнь. Потому-то Торхейм так строптиво говорил с ними. Наши традиции всегда будет превыше всего, даже крови, но какою ценой…

— Так владыка… — Раш, пользуясь тем, что никто не слышит их разговора, не стал величать Торхейма как положено. — Якшался с нею?

Берн неодобрительно насупился, шрам на нижней губе побелел от натуги.

— Она дочка его была, — сказал коротко и вновь напустил безразличие.

Больше Раш его не расспрашивал. Он вернулся на отведенное ему место, устроился на сеннике, и подпер спиной борт. Теперь-то он понемногу понимал, почему Торхейм хотел крови одной из старух. Где-то здесь была и жажда мести, и отчаянная попытка избавиться от влияния колдуний. Раш вспомнил, как злился эрл в Яркии, когда приходилось делать так, как велела Мудрая.

И все же, — карманник прикрыл глаза, игнорируя боль в распоротой щеке, — почему девчонка так похожа на ту одержимую? Может ли так быть, что Хани тоже от крови Торхейма? Или его внучкой, от крови порченной северянки — это объясняло и отметину Хани. Раш понял, что ничего не знает о девчонке. Но даже если так — что изменилось бы?

Карманник спал мало. А то время, что спал, сквозь пелену сна разглядывал гребцов, что налегали на весла даже ночью, правда, с меньшим усердием. Бой в барабан сделался реже, воины переговаривались в полголоса, хоть и продолжали травить байки. Пару раз карманник улыбался даже через туман сна. В конце концов усталость предыдущей бессонной ночи взяла свое.

Уже когда небо сделалось светло-серым, а солнце за снежными тучами степенно взбиралось вверх, послышались крики: "Парус, парус!" Раш проснулся, зевнул.

— Разлегся тут! — Ворчливо ругнулся кто-то из воинов, едва не прицепившись через ноги карманника, которые тот вытянул во сне.

— Гляди, куда прешь! — огрызнулся Раш. И тут же пожалел о том, что сказал вслух — северянин мог запросто полезть в драку.

Но сегодня богиня удача решила побаловать карманника: воин оставил слова чужестранца без внимания. Северяне все разом поднялись, приложили ладони ко лбам, вглядываясь вперед.

— Чей парус-то? — Спрашивал кто-то.

— Серый вроде, больше хрен увидишь, — ответил ему другой.

— Та-хирцы, — подхватил следующий и смачно плюнул. — Я их задом чую.

— Не, не та-хирцы — у тех парус прямой, а этот — клином, высокий. Не иначе вылупки драконьих яиц пожаловали.

Раш, решив, что так северяне называют выходцев из Народа дракона, заинтересовался, поднимаясь на ноги. Потянулся, вскользь проверил, все ли кинжалы на месте, осмотрелся в поисках, чем бы промочить горло. В бурдюке, что лежал неподалеку, на сумках с кукурузными хлебами, оказалось прокисшее молоко. Раш сделал пару глотков и протянул бурдюк Фьёрну, что выбрался из самого дальнего закоулка драккара. Молодой северянин был зеленее морской воды, веки и кожа вокруг них вспухли серым пятном, губы и того хуже — почти посинели, будто разом лишились всей крови. Раш хотел было сказать, что сейчас тот похож на бродячего скомороха, но смолчал. Парень принял мех и жадно приложился к нему.

— Худо мне, — буркнул нехотя, словно бы признавался в чем-то дурном.

— Ты больше воду из моря не хлещи, бестолку. — Карманник разглядывал пару острых парусов, что виднелись впереди. Достаточно далеко — как не смотри, а не видать рисунка на парусине, но уже близко, чтоб разглядеть корабль. Однако же туман, что стелился по воде, будто бы нарочно скрывал утренних гостей. И Рашу это не нравилось.

— А ты, по всему видать, часто ходишь под парусом. — Фьёрн облизал с обветренных губ капли молока и отрыгнул.

— Я в пене родился, вода мне мать. — Отшутился Раш, впрочем, довольно грубо, потому что, наконец, понял, что его взволновало в парусах. — Ветра нет.

Фьёрн вскинул бровь, не понимая.

— Идут так, будто у них в парусе ветер на привязи, — сам себе сказал Раш, не обращая внимания на северянина, и быстро пересек палубу.

Он всмотрелся в туман, выискивая зорким взглядом хоть что-то, что могло развенчать страшную догадку. Тщетно — ни шума весел, бьющих воду, ни самого мелкого огня.

— Герги! — что есть мочи выкрикну Раш и стремительно обернулся. — Двое, может трое!

Северяне молчали. Первым очнулся Берн.

— Велите трубить остальным, пусть уходят к берегу! — Громогласно приказал он. — Лечь на весла!

— Не успеем, — тут же вмешался Раш.

Его перебил протяжный стон рога. Троекратное гудение раздавалось с носа корабля — северяне предупреждали остальных об опасности. Не прошло и нескольких мгновений, как им ответил другой рог, двумя короткими хриплыми выкриками. Потом еще один, и еще, и еще, каждый слабее и дальше другого.

— Левая сторона — расселись на два борта, остальные — молитесь, закладывайте стрелы и готовьте копья!