Дасириец тряхнул головой, причесал топорщившиеся соломой волосы пятерней. Отчаяние и надежда боролись в его душе и отчаяние, в этот раз, уступило. Арэн поблагодарил Мудрую, она отмахнулась и выпустила порцию дыма, глядя белесым взглядом будто сквозь воина. Обоз приближался к горам.
Когда колонна начала замедляться, Арэн пришпорил коня и нагнал эрла. Подъезжая ближе, он сразу почувствовал теплый воздух с запахом серы, пахнувший в лицо. Обычно послушный мерин мотнул головой, заплясал ногами и нехотя пошел вперед.
Чем жарче становилось, тем больше росла темное ущелье, густо поросшее лозами дикого винограда и странными наростами, что росли, казалось, прямо на камне. Лишь подъехав совсем близко, Арэн увидел небольшие островки земли в кусках породы. Ущелье терялось между двумя стенами нависших гор. Высоко над ними, неясными темными вальяжно набирала круги пара птиц.
— Приехали. — Варай, который остался при своем мнении, что разумнее всего было бы остаться и оборонять деревню, спрыгнул с коня. Он уже успел снять накидку, меховые рукавицы и овчинный жилет. Воины, что коротали путь с ним, сделали так же. Он кликнул одного из всадников и велел ему проехать до конца обоза, поторопить остальных подтягиваться.
— Кони волнуются, — сказал один из охотников, которые разведывали дорогу перед обозом. — Не знаю, пойдут ли. Как бы толчеи не вышло.
В унисон его словам раздалось испуганное громкое ржание сразу нескольких лошадей. Даже мерин Арэна продолжал упрямиться.
— Отчего так жарко? — Дасириец, держа коня под уздцы, покосился на расщелину.
— Сказано же — в горах полно огненных рудников. — Эрл скинул меховые поножи и налегке, вооружившись мечом и верными воинами, двинулся прямо в разящий жаром разлом.
— Погодите! — Окрикнул их Арэн. Он тоже быстро избавился от меховых одежд, сразу почувствовав свободу в движениях. — Нельзя оставлять людей одних. Будет лучше, если эрл останется. Варай посмотрел на него так, будто Арэн обвинил его в трусости.
— Я не стану прятаться за бабские юбки! — Звучно сказал он, и эхо прокатилось по горам.
Откуда-то сверху, посыпались мелкие камешки, встревоженно зашуршала бурая листва винограда.
— Не стоит кричать в горах, — Арэн повесил за спину щит, взял оба меча. — Если здесь и вправду что-то есть, живыми могут выйти не все. А людям нужен эрл. Я пойду.
— Его слова разумны, Варай, а ты глуп и горяч, — поддержал дасирийца голос Мудрой.
Она приехала с одним из воинов, следом за Банру и Миэ. Воин-северянин снял старую женщину со спины лошади, делая это со всем почтением, на которое был способен.
— Арэн, ты забыл про свое обещание? — напомнила Миэ. Ее голос звучал нарочито громко, чтобы слышали все. — Если погибнешь ты, тогда может так статься, что пострадают другие люди. Я бы, на твоем месте, не забывала о дшиверских варварах.
А ведь волшебница права, вынужден был признать Арэн. Он окинул взглядом немногочисленных вооруженных северян, которые теперь собрались у разлома. Артумцы с опаской поглядывали в темноту щели в горах. Арэн чуял в них страх, которого не было прежде, даже когда на Яркию напали людоеды. Может, Варай не ошибся, и стоило остаться? Может, обороняя родные дома и священную землю, северяне дрались бы яростнее? Здесь же, храбрых, но малограмотных деревенских, пугала не скорая смерть, а неизвестность, страх перед легендами.
— Что ты предлагаешь? — спросил он, поняв, что почувствовал эрл на его предложение остаться с обозом.
— Пойду я, — ответила волшебница.
— И я, — поддержал ее бронзовокожий тутмосиец.
Арэн согласился, хоть затея пришлась ему не по душе. Сначала Раш, теперь еще двое друзей, которые, — кто знает? — могут остаться в Хеттских горах на веки, погребенные камнепадом, завалом или демонами, о которых предупреждали местные легенды. А он, вместо того, чтобы разделить их участь, взвалить на себя опасную ношу, останется сидеть на санях с какой-нибудь высохшей старухой, будто немощь.
— Миэ… Береги себя.
— Что ты глядишь так, будто меня уж ногами вперед вынесли! — Волшебница хохотнула, лихо подбоченилась, разглядывая ноги, обтянутые полотняными штанами. — Выгляжу скверно — вот это беда. Лучше присмотри за Дюраном, не по нраву он мне. Говорила же — сладкий и напудренный. Но дураком прикидывать мастер, этого не отнять.
Банру провел время в молитве, выбрав относительно сухой клок земли и преклонив колени. Его взгляд искал солнце, губы безмолвно шевелились.
У раскола толпились северяне. Они сбились в кучу и завели громкий спор, кто пойдет первым. Воздух уже сотрясали дубины и рассекали хищные зубья вил.
— Я испросил благословения у Лассии, — сказал Банру, поднимаясь с колен.
Хоть его все так же продолжала бить мелкая дрожь, голос жрец наполнился решимостью.
— Тише вы, — осадил северян эрл. Он вернулся с двумя бурдюками и факелом, который вручил Миэ. Бурдюки перекочевали к северянам. — Там пиво, бодрить кровь.
Деревенские снова загалдели, теперь дружно и весело, нахваливая щедрость их эрла.
В гору вошли по двое. Миэ и Банру втиснулись в голову процессии. Никто из них так ни разу и не обернулся.