Время — вперед!

Скоро сказка сказывается, да не скоро тело делается, как любил говорить один тренер по фитнесу. По красной ковровой дорожке, устилающей ступени здания горкома партии, где ютился и горком комсомола я поднялся на третий этаж. Под ноги мне стелилась красная ковровая дорожка. С фантазией у народа не очень или оптом дешевле? Понял! Дорожки нужны, чтоб цокот каблучков не отвлекал секретарско-инструкторский актив от мыслей великих. Я ж говорил — терминология рулит. Секретарша в СССР существо легкомысленное или умудренное, но в любом случае неуважаемое, даже когда ценимое. А секретарь — это человек! Вершитель судеб того или иного ранга. Самый высший вершитель — генеральный секретарь, должность придуманная Сталиным Иосифом Виссарионычем. Он фигни не придумает. Все вокруг него вожди революции, а он просто генеральный секретарь. Чуть сморгнул, глянь — все вожди памятники или осужденные, а он генеральный секретарь. Ниже секретарей инструкторы. Это те, кто знает, что кто как должен делать. А еще важнее, инструкторы знают, кто что не умеет делать, хоть и должен. Тут и в это время люди больше всего боятся не соль рассыпать, не через дорогу на красный свет перебежать, а положить партбилет на стол. Вот прямо такая экзекуция есть: «Партбилет на стол!» И всё, человек дышит, пусть и с трудом, потеет, говорит что-то, мысли у него в голове… а на самом деле всё! Нет человека в ментальном плане. Его не слышат, его не видят, его увольняют с руководящей должности и лишают пайка! Человек без пайка это не товарищ, а гражданин какой-то уже.

Вот нужный кабинет, стучу, захожу.

— Здравствуйте, товарищи! Кто тут у вас гражданин Петрыкин? — гражданин аж вздрогнул, может под стол бы полез, да физиономия моя подкачала, юная шибко.

— А вы по какому вопросу?

— Мне тут передали, что он просил зайти, а по какому вопросу, я вам не буду говорить.

— А фамилия ваша?

— Фамилия моя слишком известная, чтобы… Милославский Жорж.

— Милославский, что вы тут за комедию устроили! Я вас не просил зайти, а вызывал.

— Так Петрыкин у нас вы. А позвольте спросить, Петрыкин, кто дал вам право меня куда-то вызывать? Я ваш подчиненный?

— Вы комсомолец, Милославский, должны иметь понятие о дисциплине.

— Мимо, Петрыкин! — моя фраза как раз попала в точку, соседи этого Петрыкина начали фыркать от удовольствия. Видимо, цирк к ним нечасто приезжает.

— Что мимо? Нет понятия о дисциплине или не комсомолец?

— Да, я не комсомолец. Наша организация рассмотрела меня и признала недостойным высокого звания ввиду моего возраста.

— Тебе что, четырнадцати нет? Лоб здоровый!

— В июне исполнится. Но кому это интересно?

— Тут дело такое, Милославский. Есть мнение, что мы можем принять тебя в члены ВЛКСМ до достижения четырнадцатилетнего возраста, так сказать авансом. Но который, так сказать, ты отработаешь упорным трудом на благо Родины, так сказать.

— А договор кровью подписывать будем?

— Какой договор?

— Вы меня проавансируете, с тем, чтоб я в дальнейшем закрыл ваш аванс своим трудом. Налицо договорные обязательства. Только не понял, что мне выдадут в качестве аванса.

— Тебе выдадут комсомольский билет как знак того, что мы верим, что ты достоин высокого звания, так сказать.

— Не, я не согласен из-под прилавка как барыга получать высокое звание. Осенью получу, если буду достоин. Не авансом, а когда докажу, что это самое.

— Смотри доскоморошествуешься, могут тебя и не счесть достойным, если не прекратишь пререкаться со старшими товарищами.

— Тогда я сожму зубы и подожду того времени, когда буду достоин. Может в рядах армии, может в колхозе каком или в институте заборострительном. Где-то же комсомольцы разглядят во мне революционный порыв.

Всё время, пока мы торговались, Петрыкинские коллеги откровенно скалились, головняк не их, можно порадоваться со стороны горю товарища.

— Хватит, закончили балаган! Милославский, ты будешь вступать в комсомол?

— А вам зачем? Вот прицепился к пионеру старший товарищ. Гражданин Петрыкин, не тяни кота за я-и-так-знаю-что!

— В июне в Волгоградской области на базе поселка Интернат будет развернута комсомольская смена. Слышал про такую?

— Никогда. А что за интернат?

— Специальный поселок, который Родина построила для самых одаренных детей. Там учатся, так сказать, по специальной программе лучшие ребята страны. А в этом году, когда дети разъедутся на каникулы, в освободившихся корпусах будут жить участники Школы Комсомольского Актива.

— Угу. Теперь стало снова непонятно — я при чем?

— Вот ты тугой, я же тебе русским языком говорю, что от нашей городской комсомольской организации решено направить тебя. Правда, я уже сомневаюсь, что тебя туда можно посылать.

— Ну и не посылайте. Тем более, я не комсомолец еще.

— Уже комсомолец. И решаю не я, а на самом верху. Вот членский билет, неси две фотокарточки три на четыре, вклеим и вручим. Завтра к двум подходи с фотографиями, сюда же, проинструктирую подробно. Свободен, так сказать.

— А если я не согласен или родители не отпустят? И с фотографиями могу не успеть.

— У тебя же родители коммунисты? Какие могут быть тогда вопросы. Крутись. Свободен.