Он, видимо, уже знал, что мне более или менее известна истинная моя история; истинная настолько, насколько может быть истинной история чего бы то ни было, выкинутого странной фантазией судьбы из ровного и бесстрастного потока времени - история, в которой середина может предшествовать началу, причины - порождаться своими следствиями и вымысел - быть более реальным и значимым, чем беспристрастный перечень фактов; но главное - вся она бесконечными петлями повторяет одни и те же обстоятельства, всякий раз перекраивая их и раскрашивая новыми рисунками, так что порою и не угадать, что в ней появилось нового, а что - лишь одетое в перелицованные до неузнаваемости драпировки и много раз уже случавшееся в прошлом.
— «Прошлом»… Разве имеет это слово какой–либо смысл для вас? — спросил меня Шнопс (или как уж там его нужно было называть на самом деле), когда после взаимных приветствий мы заговорили на эту тему. — Действительность, в которую погружены мы все - а скорее, тот водолазный колокол, в котором все мы вместе погружены в океан небытия, - наполнена таким множеством разнообразных причин и еще более разнообразных следствий, что им попросту давно уже не хватает в нем места, чтобы выстроиться в ровные и прямые цепочки. Представьте себе спутанный клубок разноцветных шнурков, — и он вдруг достал из кармана плаща, который так и не снял, - точно: маленький пестрый клубочек.
— Если вытащить из него один и растянуть в руках, — продолжал он, иллюстрируя все, что говорит, действием, — то мы увидим на нем последовательно, слева направо: черную полоску, белую полоску, зеленую полоску, затем красную, или какую–нибудь еще синюю полоску.
— Но если ничего не вынимать, — он бросил выдернутый шнурок на ковер, а своим клубком повертел у меня перед носом, — то мы увидим лишь одну сплошную пестроту: белые полоски будут соседствовать с красными, зеленые с черными, однако окажется, что все они принадлежат разным шнуркам, все перепутается - где там, в клубке, лево? где право? — ничего не понять. «Все смешалось в доме Обломовых» — (если не перепутал фамилию): но так очень точно описал это один мой… Мы, словом, были близко знакомы когда–то - вот будто с вами, — он как–то глумливо усмехнулся, и продолжал:
— Можно, конечно, попытаться выдернуть свой шнурок из клубка - вот как только сейчас я это проделал, чтобы мое разъяснение было более наглядным для вас… — он вдруг остановился, с сожалением поглядел на брошенный им самим шнурок, что так и валялся на ковре, покачал головой и заметил: — Так уже и от клубка скоро ничего не останется… где–то нужно новый доставать… — да, так вот - но представьте, что шнурки–то внутри клубка перевязаны друг с другом! И не всегда - конец к началу, а зачастую - где–нибудь посредине! Ну–ка, извольте все это распутать и выстроить в единую последовательность…
Он сокрушенно покачал головою и, снова пряча клубок в карман, закончил:
— Ничего не получится, уверяю вас.
Лили, все это время тихонько просидевшая, подобрав ноги, на подоконнике и - хотя задумчиво смотрела в окно - молча его слушавшая, перевела многозначительный взгляд на меня и подняла палец.
— Послушайте, я в общем–то и не стремлюсь что–либо распутывать, — сказал я, с некоторой досадою, — я бы просто хотел понять, что мне теперь делать и как жить дальше.
Лили снова подняла палец - на этот раз с той же многозначительностью поглядев на Шнопса.
— Собственно, даже это не слишком меня беспокоит, — продолжал я, — ну, поживу пока, как есть - как–то ведь я жил вот здесь до сих пор - а потом будет видно…
Однако Шнопс покачал головою:
— А вот это у вас, дорогой вы мой, не получится никак. Вам придется сначала во многом разобраться и кое–что распутать.
— Что значит «распутать», — удивился я, — вы только что…
— Ну да, ну да, говорил, — не дал мне закончить Шнопс.
— И теперь предлагаете мне этим заняться?
— Совершенно верно. Я, впрочем, не предлагаю - я просто вам об этом сообщаю.
— Но вы ведь сказали, что это невозможно, что у меня ничего не получится? Зачем же мне этим заниматься?
— Незачем, — ответил этот поразительный «доктор», — но придется.
Несколько мгновений мне хотелось его ударить. Чуть тряхнув головою, чтобы прогнать это неприятное чувство, я вздохнул:
— Вы пришли смеяться надо мною…
— Нет, поверьте - нет; что вы, — ответил Шнопс, и в голосе его я услышал неподдельное участие и теплоту, — просто взгляните, — и он снова вынул свой клубочек: — Ну?
— Что - ну?
— Ну, можно там что–то распутать? Невозможно. Придется это делать? Так жизнь–то ваша туда именно вплетена - вам что же, она не нужна? Не интересует она вас, что ли? Да если бы и не была нужна: ваша жизнь ведь - вы сами и есть. Трудность именно вашего положения в том, что - по каким–то причинам, уж мне неведомым, — он выразительно закатил глаза — она у вас состоит из множества таких вот, запутанных и перевязанных друг с другом отдельных «шнурков». Но так или иначе, деваться вам некуда. Как, впрочем, и всем нам, — заключил он не слишком весело.