Время воздаяния

Глядя вниз, в эту колышущуюся людскую массу, я ждал, пока в ней воцарятся молчание и спокойствие: невозможные при всех других обстоятельствах, здесь, на святом месте, они были естественны, и самая буйная толпа рано или поздно смирялась и внимала моей речи в благоговейном безмолвии. О приближении моем было давно уж объявлено; мне следовало подождать лишь еще несколько минут, пока пройдет вздох умиленного восхищения при виде их обожаемого земного наставника и просветителя, вышедшего к балюстраде. Я понимал, что толпе видна одна лишь верхняя часть моей, снизу кажущейся маленькой и жалкой фигурки — но такова была сила общей нашей веры, величие воздвигнутого дворца и всей этой святой для каждого из нас земли, что никому даже и не приходило в голову подумать таким образом: я немедленно ощутил бы такое, даже мимолетно закравшееся в чью — либо душу сомнение — однако же никогда, за все долгое, бесконечно долгое для любого смертного время моего служения, я этого ничего подобного не ощутил.

Однако в этот раз… Нет, конечно же — я не услышал никакого сомнения, никакой хульной мысли не прилетело снизу от толпы — это было бы похоже на святотатство, но… В тот миг, когда воцарилось, наконец, безмолвие, и напряженное внимание стало подниматься снизу, будто океанская волна — я вдруг явственно ощутил чей — то внимательный взгляд: это было невозможно, ибо взгляды многотысячной толпы сливаются и взаимно гасят друг друга, являя собою подобие глухого неразборчивого ропота, возникающего от смешения многих звучащих вразнобой голосов; однако этот взгляд отнюдь не сливался ни с какими другими — он упирался мне прямо в лицо совершенно независимо, отдельно от всех прочих — и это также было удивительно, ибо видеть снизу мое лицо простому смертному из — за разделявшего нас расстояния было бы не под силу. Я удивился и насторожился; мне вдруг почудилось — не сам ли господин явился взглянуть — достойно ли несу я свою службу, порученную мне некогда его повелением… Однако быстро опомнился и устыдился своего безумия и дерзости: конечно же это не могло быть правдою, иначе все мы и даже я сам были бы ослеплены непереносимым для слабого человеческого зрения сиянием, исходящем от него. Я чуть тряхнул головою и постарался избавиться от неприятного ощущения; впрочем и сам этот, возможно, почудившийся мне взгляд вдруг исчез, потух, будто кто прикрыл его, спохватившись, рукою.

Как обычно, я обратился к благоговейно внимающему мне людскому стаду внизу и тут только осознал, что оно как будто… будто бы несколько меньше обычного… Да — определенно, огромная площадь перед дворцом была заполнена лишь на треть, ее дальняя, тонувшая в жарком полдневном мареве часть была пустынна, по ней бродили еле видные сверху собаки — вялые от жары, лежала тощая свинья, жались друг к другу овцы — совсем вдалеке… К этому неожиданному открытию сразу же примешалось недавнее воспоминание о загадочном взгляде, метнувшемся из толпы, и мне тотчас показалось, будто я вновь ощущаю его… Я даже вопреки обыкновению на миг остановил свою речь, отер взмокший лоб и взглянул искоса на стоящих возле братьев — они также молчали, потупив очи, и это показалось мне тревожным: они явно знали, или догадывались о чем — то, о чем было пока неизвестно мне, всеведущему по должности своей… Нехорошо сделалось впервые у меня на душе; продолжая плавно свое обращение к собравшимся внизу, я вдруг против воли стал припоминать историю своего, казалось, безупречного служения; и сразу пришло — как всегда бывает в таких случаях — одно лишь, давно сидящее то ли пятном, то ли занозою воспоминание: и сознание мое будто раздвоилось — одной его частью я исполнял свой долг, вещал собравшейся внизу странно сократившейся толпе слово наставления и укрепления в нашей общей вере и мудрости, дабы не забылись они под натиском повседневной жизни; другой же частью вдруг перенесся на пятьдесят, или более — точно я не помнил — лет назад, когда состоялся у меня единственный за всю историю странствий по свету с великой моею миссией разговор, оставивший навсегда смутное чувство недоговоренности и какой — то неисполненности — а может, тень сомнения какого — то закралась тогда мне в душу, да и притаилась там до времени, и сейчас, воспользовавшись странными обстоятельствами, снова стала перед глазами, заслонив ясный свет всегда пребывавшей для меня бесспорною истины?..

* * *