Время тяжелых ботинок

– А раздача презентов – в «Окских зорях»! – объявил Кинжал. – Ласточки мои, одеваемся и – полетели!

Пани Олеся улыбнулась – одними губами, как Мона Лиза.

В ней пульсировала ровно половина польской крови, о чём знали все Озерки – со слов вечно пьяной матери. Где она подцепила поляка в 1982 году, осталось тайной, окутанной мраком социалистической действительности. Загадочно было и зачатие старшей Веточки от цыгана, художника по костюмам театра «Ромэн», накануне московской Олимпиады, о чём общественность города также была проинформирована.

Старшую дочь она родила в восемнадцать.

В двадцать три, ночью, пьяная, она вышла на трассу, и прямо в чёрное небо её отправила летевшая под сто пятьдесят километров неустановленная машина.

Внучек поднимала строгая бабушка, мать погибшей. Не так давно она умерла при весьма странных обстоятельствах – поела грибов. Те солёные грузди из Торжка ели все и – ничего. Только бабушке почему-то не повезло.

Олеся исчезла в спальне.

Веточка рассудила:

– Люблю «Зори», там хорошее пиво…

Тут же, при мужчинах, она оголилась, раскрыв битком набитый женскими нарядами личный шкаф, укомплектованный на трудовые доходы московского «папы».

– Мы ждём в машине, – Кинжал вежливо закрыл спиной красивейшую грудь Московии и накачанным прессом стал подталкивал Шмеля к порогу. А когда дверь за носильщиком захлопнулась, он вдруг метнулся мимо голой Веточки и благоухающей жёлтой клумбы – прямо в спальню.

Олеся была в короткой плюшевой юбочке, примеряла красную кофточку, которая так нравилась Кинжалу.

Возбуждённый владелец маленького гарема сбросил меховую куртку, сгрёб беленькую малышку в охапку, покружил по комнате, впился бешеным поцелуем и… снова поставил на пол.

Разомлевшая юная энтузиастка разнузданной похоти и секса продолжала улыбаться одними губами, ласково смотрела на любимого налётчика и мысленно спускала трусики.

Но отвердевший взмыленный атлет только шепнул ей на ухо «За…бу!», схватил свою куртку и пулей вылетел из дома – к стоявшей под парами «шестёрке» завербованного бомбилы Шмеля.

Часть шестая ВОЗВРАТ

1

Кредо Адама Устяхина потерпело фиаско.

После того, как он с треском вылетел из Белого дома в составе команды премьера, одного из шести отцов российского дефолта 1998 года, Устяхин остался не у дел.

Оказалось вдруг, что он никому не нужен.

Кто хоть раз взлетал к вершинам власти, а потом оттуда падал, знает, что это такое. В число подобных неудачников попал и Адам.

Из его жизни мгновенно исчезли ласкающие глаз краски, приятные на слух звуки и будоражащие воображение запахи. Он больше не значился в списках, куда входил автоматически. Закрытые тусовки, элитные распродажи и концерты для узкого круга с участием мировых звёзд проходили без него. Молчали все его мобильные телефоны, словно кто-то их выключил где-то на невидимой станции. А вчерашний подчинённый в ответ на его телефонное «С Новым годом!» неожиданно заявил: «Не время сейчас для поздравлений».

Да, на его счетах были какие-то деньги, а кредитные карточки не помещались в бумажнике. Но на сердце Адама Устяхина была «тяжесть и холодно в груди»: социальные амбиции никуда не делись. Да, он мог напоить самым дорогим коньяком всю администрацию президента, а там две тысячи человек. Но его коньяк был больше не нужен.

Он оказался вне системы, она Адама выбросила.

За что? Как так получилось?

Теперь это – лишь тема для размышлений у себя на кухне. А положение Устяхина усугублялось ещё и тем, что «срубить бабла по-крупному» он не успел, – только вознамерился.

Человеческая природа Адама Германовича Устяхина была такова, что работа его находила сама. Искать по объявлениям, рассылать резюме, ходить на интервью этим людям заказано. На таком лежит печать вечной недооценённости как специалиста, ложного представления о его способностях и профессиональных возможностях, рокового невезения в продвижении по карьерной лестнице.

Прошёл месяц, потом три, и полгода, а приглашений не было, телефоны молчали.

Конечно, Адам позванивал сам и в полушутливой форме пытался куда-нибудь наняться.

Это были друзья по Московскому финансовому институту, бывшие коллеги по Белому дому. Где-то, очевидно, он не смог удержать ироничный окрас голоса, срывался на нытьё, и на другом конце провода смекали: а у Адама, оказывается, проблемы с трудоустройством. Только при личных встречах его похлопывали по плечу и сожалели, что должности, достойной ТАКОГО человека, пока нет, а брать его простым клерком не позволяют совесть и табель о рангах.

Романтиком он не был. Таковых в российских финансовых учебных заведениях не куют.

И ударить себя кулаком в грудь: начну всё с нуля! – он не мог, гордость не давала.

К тому же в текущем году Адам Устяхин позволил себе один весьма затратный и легкомысленный проект. Он бросил прежнюю жену, которая помнила его ещё бедным студентом с двадцатью копейками в кармане, сына-подростка и женился на восемнадцатилетней красавице с Рублёвки.

2