– И все. Три слова. Без подписи. Понимай как хочешь. Я даже подумала, может, жиличка мне ее оставила, мол, я без нее прихожу да проверяю… Позвонить ей хотела и напомнить: я – хозяйка, и проверять мне положено. Но потом решила не связываться.
– Записка была от руки написана? – уточнил Лео.
– Нет. Напечатана. Крупными такими буквами.
– А когда вы в следующий раз заходили в квартиру, записку видели?
– В следующий раз я в квартиру зашла через полтора месяца. Срок подходил, жиличка о деньгах молчит, на звонки не отвечает. Я и пошла. Думаю, вечером появиться должна. В квартире порядок, только пыли кругом на два вершка. Ну, думаю, съехала шалава. Деньги заплачены, но по-людски предупредить-то надо. Сунулась в шкаф – вещи на месте. Чудеса, думаю. Я к соседке, а та: я, говорит, чего-то давно твою жиличку не видела. Соседка, правда, в санатории была, а до этого у матери… Я еще два дня подождала, а как срок оплаченный кончился, пошла в полицию. Звонила ей эти дни беспрестанно, мобильный отключен. И в квартиру, само собой, заглядывала. Видно, что никого там после меня не было. В общем, пошла в полицию, а жиличку, оказывается, уже ищут. Родня всполошилась. Искали ее по старому адресу, а новый, видишь ли, не знал никто. Та еще семейка. Я как узнала, что труп аж в марте нашли, прям побелела. Сколько времени, а никому и дела нет.
«Столько времени квартира пустовала, – неприязненно подумала я. – Могла еще раз сдать».
– А когда вы пришли и обнаружили отсутствие жилички, записки на столе не было?
– Не было, – кивнула Ирина. – Я чего подумала-то: испугалась она этой записки и сбежала. Но вещи на месте, а без вещей не сбежишь.
– Однако получается, кто-то ей угрожал?
– Получается, – развела она руками.
– И вы не сообщили об этом следователю?
– Да я с перепугу о записке забыла. Сами подумайте: пошла в полицию сообщить, что вещи есть, а жилички нет, и вдруг такое дело: ее родня ищет, а она сама уже давно на кладбище. Столько на меня свалилось разом… Просто вылетела из головы эта записка. А когда вспомнила про нее, решила не соваться. Только все утихло, и по новой с допросами-вопросами. Нет уж, хватит.
– Когда вы увидели записку, Лопахина была уже мертва, – начал рассуждать вслух Берзинь, – а когда вы пришли в квартиру во второй раз, записка исчезла. Выходит, в этот временной промежуток в квартире кто-то побывал.
– Выходит.
– И кто это, по-вашему?
– Как кто? Жиличкин хахаль. У него, поди, ключи-то были. Да и денег он мне не зря дал, чтоб помалкивала.
– А кто записку оставил?
– Уж этого я знать не могу. Может, жена его. А может, еще кто. Но я думаю, это жена. Небось ключи у него взяла по тихой и сюда. Думала напугать. Не его, так ее. Иногда, если напугать как следует, то и разбегутся. Семья в целости останется. На что только некоторые не идут, чтоб семью сохранить, и правильно. Одной-то не сладко, даже с большими деньгами, а без денег вообще беда. Я уж так за дочку рада, что у них с мужем все хорошо… Она у меня умница, да и зять молодец. Старательный. И такой ответственный, в выходной и то о работе думает.
Следующие минут десять она развивала тему «прекрасного зятя», Берзинь взглянул на часы и заявил, прервав очередной пассаж:
– Спасибо вам за помощь. И за чай.
– Что вы, – запричитала Ирина. – Вам спасибо, что не побрезговали…
От ее сладкого голоса у меня начиналась изжога, и я поспешила покинуть гостеприимный дом.
Мы сели в машину и уже отъехали на значительное расстояние, а Ирина все еще стояла возле калитки и махала нам вслед.
– На редкость противная баба, – не удержалась я.
– Между прочим, нам повезло, – заметил Берзинь.
– Ты имеешь в виду ее зятя? Да уж… сомневаюсь, что она бы заговорила, трудись он в другом месте.
– Заговорила бы. Деньги, как правило, неплохо развязывают язык.
– Не слишком ли большое значение ты им придаешь? – съязвила я.
– Не слишком, – покачал он головой. – Просто ты из тех, кто понятия не имеет, каково это – жить без денег.
– Можно подумать, что ты имеешь понятие.
– Я, по крайней мере, не морщу презрительно нос, а знаю им цену.
– Отлично. Я избалованная папина дочка, которая презрительно морщит нос… извини, – буркнула я, отворачиваясь, вовремя сообразив, как глупо себя веду: мы едва знакомы, а я пытаюсь закатить скандал.
– Ни в чем себе не отказывай, – усмехнулся он, но тут же заговорил серьезно: – Ты сейчас на кого злишься?
– Я не злюсь, – отрезала я.
Берзинь затормозил, найдя подходящее место, и повернулся ко мне.
– Давай обсудим, – сказал он. Я смотрела прямо перед собой, он терпеливо ждал ответа, я не оборачивалась, упрямо таращась в лобовое стекло, чуть наклонившись вперед. Он убрал волосы с моего лица, пальцы его обожгли щеку, точно огнем. – Я ведь предупреждал, – вздохнул он, убирая руку. – Картинка в самом деле складывается неприглядная…
– Что ты имеешь в виду? – Само собой, я знала, что он имеет в виду, боялась заговорить об этом первой, вот и предпочла услышать это от него. Но он решил не торопиться и начал издалека.
– Скорее всего, исчезновение твоей матери напрямую связано с этим убийством.
– Интересно как?