– Потому что мой отец ее опередил? Надеюсь, вы все это рассказали следователю? – Голос мой дрожал от злости.
– Нет, не рассказал, – спокойно ответил Николаев.
– Как же так? Ведь вы любили ее? А это, безусловно, помогло бы в поисках… Боялись моего отца? Работу не хотели потерять?
– Да вы просто дура. Совсем не похожи на свою мать. Вы – точная копия вашего папаши. Плевать я хотел на деньги, на карьеру… Я боялся помешать ей. Вот и все.
– То есть ее исчезновение вы связали с неким гениальным планом? – начала соображать я. – Который, по вашему мнению, она претворяла в жизнь.
– Да.
– Но сейчас вы так уже не думаете?
– Четыре года – слишком большой срок. Скоро ее признают умершей. У вашего отца будут развязаны руки, а она уже ничего не сможет…
– Когда вы сказали, что мой отец опередил ее, вы что имели в виду?
– Разве не понятно?
– Вы назвали меня дурой, чему ж удивляться?
– Хорошо. Хотите услышать, пожалуйста: я думаю, что ваш отец убил вашу мать. Спрятал тело и разыграл весь этот спектакль с исчезновением. Все это время он делал вид, что ищет ее. Но я думаю, ему прекрасно известно, где она…
Признаться, от этих слов мне стало не по себе. Еще несколько дней назад, услышав подобное, я бы мысленно выругалась и поспешила забыть этот разговор. Но теперь все было иначе. Теперь выяснилось, что мои родители вовсе не пример для подражания, и их история любви вряд ли будет воспета поэтами. Была любовь, и нет любви. Однако подобные обвинения должны строиться на чем-то куда более серьезном, нежели догадки.
– Мой отец был в офисе, когда маму видели в последний раз, – как можно спокойнее сказала я. – И, по утверждению свидетелей, офис он не покидал. Все его передвижения в тот день и последующие полиция изучала весьма тщательно. Он ведь первый подозреваемый, а по сути, единственный. Но повода обвинить его так и не возникло.
– Деньги творят чудеса. Вспомните его друзей…
– Чушь.
– К тому же он умен. И у него было время подготовиться.
– Вы повторите свой рассказ в полиции?
– А вы собираетесь идти в полицию?
Кажется, за все время разговора в его голосе я уловила интерес.
– Если найдется с чем.
– Будьте осторожней, – усмехнулся Николаев. – Вдруг отцовская любовь окажется не особо сильной.
– Я буду помнить об этом, – кивнула я, поднимаясь, и направилась к входной двери.
– Постойте, – позвал Николаев. – Вы сказали, что видели возле сквера женщину, похожую на вашу мать?
– Видела. Мало того, на ней был ее плащ, который потом вновь оказался в гардеробной.
– Значит, надежда все-таки есть.
Если в этом высказывании и содержался вопрос, то едва уловимый.
Из кухни возник Берзинь. Я умудрилась забыть о его существовании. Мы молча покинули квартиру, уже на лестничной клетке он сказал:
– Удивляюсь твоей выдержке.
– В смысле?
– Он ведь обвинил твоего отца в убийстве.
– Ты что, подслушивал?
– Конечно. А если бы этот тип накинулся на тебя?
– Не знаю, что хуже: рукопашная с этим типом или твоя осведомленность.
– Я на твоей стороне, раз уж подался в добровольные помощники. Николаев прав: не лезла бы ты во все это.
– Тебя кто спрашивает, советчик? Спасибо за помощь.
Мы вышли из подъезда, я собралась проститься с Берзинем. Желательно навеки. Он ухватил меня за руку и настойчиво запихнул в свой «Рендж Ровер».
– Милая, я легко могу представить, что ты сейчас чувствуешь. Но очень прошу, не спеши с выводами. Лично у меня этот Николаев вызывает куда больше подозрений. Он любил твою мать, но ее любовником так и не стал. Потому что она любила твоего отца, или потому что сам Николаев жалкое ничтожество. При таком раскладе даже не трахнуть ее… Извини, о родителях следует говорить уважительно. Короче, у него был повод ее убить. А что? Он сунулся к ней с домогательствами. Она его послала, и сгоряча он ее… Хоть он и рохля, но мужик и с женщиной по-любому справится. Оттого об их нежной дружбе и помалкивал. Ведь все это время он был вне подозрений. Полицейские попросту не обращали на него внимания.
– Они беседовали со всеми сотрудниками, насколько я знаю, – пожала я плечами.
– Вот именно. С ним беседовали как с одним из сотрудников, а если бы они знали то, что знаем мы?
– Что делать-то? В полицию на него заявлять? – спросила я.
– Попробуем справиться сами. – Я закатила глаза, а он добавил: – В таких делах лучше не спешить, не то такого наворотишь… И я совсем не против затяжного расследования, – улыбнулся он. – Буду рядом на законном основании. Ты в меня влюбишься…
– А ты, конечно, нет.
– А я уже влюбился. Чего б мне тогда с тобой таскаться. У меня дел выше крыши, а я, наплевав на все с высокой башни, решил стать Ватсоном. Цени.
– В этом месте надо аплодировать?
– Не стесняйся выражать свои чувства, милая. Ну вот, личико уже не такое испуганное, и в голосе появились привычные насмешливые интонации. – Он весело подмигнул, заводя машину. – Кстати, его предположение о том, что твоя мать затеяла какую-то игру, довольно интересно. И, вполне возможно, в этой игре он самый активный участник.
Лео выехал со двора, а я смотрела на него в некотором замешательстве.
– Потолковей можно?