Время страшилок

Ветер начинает завывать, предвещая приближение зимнего шквала, пока мать идёт по тёмным коридорам старого дома. Вопрос дочери вызывает у неё тонкую улыбку, и она останавливается у окна гостиной. Роща хурмы теснится у северной стены. Скелеты-часовые стоят высокие и мрачные, словно всегда наблюдая.

Нет, больше никогда. Не её дорогой, полуслепой муж. Никогда больше не будет его пьяного голоса раздаваться в их мирном доме, вызывая страх и ужас, и не будет плотских ударов гнева. И его усатое лицо никогда не будет смотреть с ненавистью через обеденный стол, один глаз бледный, другой бесстрастный, искусственный.

«Никогда больше ты не будешь править нами, — сказала она ему в ту ужасную рождественскую ночь год назад… ночь, пронизанную болью и вонючим спиртным. — Никогда больше ты не найдёшь утешения ни перед теплом очага, ни в складках нашего брачного ложа. Никогда больше ты не будешь наслаждаться ароматом моих духов или нежностью моей кожи».

Она провозгласила все эти вещи, и они сбылись. После той зимней ночи папа больше не наполнял их остроконечную конструкцию своим беспокойным присутствием… больше не затемнял мощёную дорожку своей плетущейся пьяной тенью.

Грядёт буря, мощная и рождённая местью. Тёмные тучи кипят над головой, надвигаясь, поглощая землю своим угрюмым недовольством. Снег падает сначала мягко, затем кружится, увеличиваясь как в плотности, так и в интенсивности. Рядом с домом танцует роща, покачиваясь взад и вперёд, деревья оживляются.

Среди ярости метели что-то подмигивает, отражая свет свечей гостиной рождественской ёлки. Затем, когда яростный и ледяной порыв пронёсся по роще, оно падает одинокой градиной, подпрыгивает, катится по заснеженному ковру ночи.

Рождественское утро царит безраздельно.

Маленькая Стефания, закутанная и согретая от холода, идёт по заснеженной тропинке через сад матери, толкая детскую коляску, которую Святой Николай оставил возле рождественского дерева прошлой ночью. Под розовым одеялом прижимается фарфоровая кукла с золотыми волосами, погружённая в фарфоровые сны.

Когда Стефани покидает сад и направляется в рощу хурмы, она восхищается зимней страной чудес перед ней — снегом, таким же чистым и белым, как мука для выпечки матери, хрустальными клыками сосулек, свисающих высоко на ветках деревьев. Когда она путешествует среди безлистных колонн, её внезапно дразнит земная искра. Стефани замечает светящуюся градину, лежащую у подножия древнего дерева, полого и мёртвого от разрушительного действия времени. Подняв необычный предмет, она полирует его о ткань своего зимнего пальто… чудо, сокровище, которое стоит увидеть.

Она смотрит на него, и оно смотрит в ответ. Знакомое, но такое нереальное, искусственное.

С любопытством девочка смотрит на старое дерево, потому что зияющий шов ствола ещё больше разошёлся из-за свирепого ветра. Когда она приближается, что-то в лощине сдвигается и падает вперёд.

Стефани визжит, но не от восторга.

Папа всё же вернулся домой.

ПУТЕШЕСТВИЕ ТОРГОВЦА

— Расскажи, дедушка!

Честер МакКоркендейл разделял энтузиазм своего младшего брата.

— Ага, давай, дедушка, — уговаривал он, садясь на вытертый коврик перед очагом. — Расскажи нам историю о Призрачном торговце!

Дедушка смотрел на мальчиков древними глазами и улыбался. Он затянулся вересковой трубкой, которую сжимал в пожелтевших зубных протезах, и позволил голубому дыму вырваться из ноздрей, как дыхание дракона.

— Ах, вы, мальчики, слушаете эту старую историю каждый канун Рождества с тех пор, как были по колено кузнечику.

— Но мы хотим услышать это снова, — потребовал Дэвид. — Это как… знаешь, как это назвать?

— Традиция, — сказал ему старший брат. — Давай, дедушка. Никто не рассказывает так, как ты.

Дедушка МакКоркендейл усмехнулся и откинулся на спинку кресла-качалки из орехового дерева, отчего оно сухо заскрипело. Он окинул взглядом тесное главное помещение хижины. Потрескивающий огонь отбрасывал тёплое оранжевое сияние на стены, оклеенные газетной бумагой, на камни очага и на длинные свисавшие с накидки носки — носки, штопанные их мамой с полдюжины раз или около того. Да, это было место, чтобы снова рассказать старую историю, и уж точно самое время.

Однако дедушка не мог не потянуть время немного дольше.

— Вы уверены, что вам нужны истории о привидениях, а не «Ночь перед Рождеством» или рождение Иисуса? Я просто набью вам голову призраками и ужасами, и вы, мальчики, точно не заснёте этой ночью.

— Ты собираешься рассказать об этом или как? — огрызнулся Дэвид, закатывая глаза.

Честер резко толкнул брата локтем. Он не хотел, чтобы Дэвид пересекал тонкую грань между ребяческим приставанием и неуважением к старшим. Это была одна вещь, которую дедушка, каким бы терпеливым он ни был, не стал бы терпеть. Не нужно было ходить на рыбалку, когда лёд тонкий… особенно в канун Рождества.

Глаза дедушки сверкнули.