Время смерти

А потом, вплоть до сегодняшней нашей атаки в лесах Малена, контратаки наших братьев в германских мундирах и взаимного терзания штыками, предчувствие, рожденное при виде кровопролитной собачьей драки, становилось все более осязаемым. Жизнь воистину нечто собачье и очень страшное.

*

И прошлой ночью мне довелось увидеть во сне, что я потерял очки.

*

Теперь я наверное понимаю, что такое хорошее, красивое, значительное в жизни: я понимаю, что такое сон. Антивоенная пропаганда бездейственна, потому что людей пугают смертью. Потому что люди не знают, Что такое смерть. Людей нужно пугать бессонницей и таким образом предупреждать войну. Поскольку большинству людей как-никак известно, что такое бессонница.

*

От мороза трескаются деревья. Нельзя дышать. Влага смерзается в ноздрях. Мне кажется, наступило оледенение. Война теперь, вероятно, станет невозможна.

*

Убеждаюсь, что творить добро людям — дело разума и смелости. Здесь, в моей роте и на войне, добрыми людьми оказываются именно самые разумные и самые храбрые. Алекса порой нарушает правильность этого моего заключения. Однако и опасно творить добро. Это похоже на подлость. На лукавство. На упрямство. Добро часто оказывается оскорблением для того, кому добро делаешь. Тем не менее мы должны творить добро, даже если нас ничто к этому не побуждает и если от нас этого не требуют. Здесь, в мелких окопах, когда мой друг настолько от меня далеко, что я не могу прикоснуться к его руке, чувствую: дабы убедиться в том, что у меня сохранился разум, мне нужно кому-то сделать добро. Это смелость, которая спасает меня, не позволяет подохнуть от безнадежности.

Где-то я прочитал слова Ницше: «Добрые — не могут творить, они всегда являют собой начало конца». А я на Сувоборе верю: добрые — начало несуществующего. И свободы.

*

Человек ко всему привыкает, убеждает меня крестьянин, унтер-офицер Савва Марич. Могу ли я согласиться с этой верой? Если Савва прав, тогда у зла нет границ. Невозможно освобождение от ressentiment[80], что Ницше считал свойством истинного человека, то есть некоего сверхчеловека.

Кем я стану, если меня не убьют? Ужасно любопытно знать, каким гадом я стану после войны? Что меня будет интересовать, чем буду заниматься?

*

Фатализм — самая полезная философия. Человек избавлен от всех серьезных дилемм. Фатализм лишает его ответственности. Ликвидирует свободу. Гасит страх. Такую философию наверняка изобрели солдаты.

*