Время смерти

— А почему он тебе позвонил? — наконец спросил он Баженова.

— Потому что он не идиот, чтобы звонить тебе напрямую, — пожал плечами Баженов, — а мой рабочий номер есть в каждом справочнике города.

— В каждом справочнике, — задумчиво повторил Николай Анатольевич и остановился, — я тебя понял, я буду.

Он хлопнул Баженова по плечу и быстро зашагал в обратную сторону, подошел к остановившимся в замешательстве оперативникам, перебросился с ними парой коротких фраз и пошел дальше. Постояв немного, сопровождающие двинулись следом. Вскоре все трое скрылись за углом здания.

— Придет он! Еще б ты не пришел. Мог бы хоть спасибо сказать.

Баженов сплюнул и, достав из кармана сигареты, вновь закурил.

Полчаса спустя Николай Анатольевич появился в кабинете партнера. Он плюхнулся в низкое кожаное кресло и закинул ногу за ногу.

— Еще не звонил?

Баженов отрицательно покачал головой. Он с удивлением разглядывал Белоусова, одетого в комбинезон грузчика и грязную синюю бейсболку с логотипом «Обувь-Шик».

— Тебя никто не видел?

— Вроде нет, — Белоусов раздраженно снял бейсболку и кинул ее на пол, — Гуревича я предупредил, чтобы меня не искали.

— А твои соглядатаи?

— Я через склад сырья прошел и в подвал спустился, — усмехнулся Белоусов, — сам знаешь, какие там лабиринты. Думаю, они до сих пор в них гуляют.

Телефонный звонок оборвал их беседу.

— Баженов слушает. — Константин Афанасьевич поднес трубку к уху.

— Да, он здесь. — Он кивнул. — Да, один. — Он снова кивнул. — Да, я выйду.

Он передал трубку вскочившему на ноги Белоусову и вышел в приемную, плотно закрыв за собой дверь.

Белоусов несколько секунд стоял неподвижно, сжимая в руке кусок черного пластика, потом, наконец, собрался с силами и произнес:

— Белоусов у телефона.

Не успел он произнести эту фразу, как услышал в ответ испуганный детский голос:

— Папа, у меня все хорошо, только сделай, как тебе дядя скажет.

— Коля, Коленька! — закричал Белоусов, мгновенно потеряв над собой контроль.

— Ну что ты так орешь? — Мужской голос звучал приглушенно, словно говоривший обмотал трубку толстым шарфом. — Это была запись, чтобы ты понимал, что я именно тот человек, с которым ты должен говорить и которого ты должен слушать.

— Я слушаю. — Белоусов почувствовал, что в горле у него пересохло, он огляделся и, увидев графин с водой, схватил его и поднес ко рту.

— Ты что там делаешь, пьешь, что ли? — Голос звучал недовольно.

— Воду, воду пью. — Белоусов не помнил, когда он оправдывался в последний раз. Но сейчас ему почему-то совсем не хотелось злить человека, с которым он разговаривал.

— Ах, воду, ну, воду можно, — разрешил голос, — главное, чего покрепче не пей, тебе сейчас еще за руль садиться.

— За руль? — не понял Николай Анатольевич.

— Ну да, за руль, — подтвердил голос, — ты же за ребенком поедешь?

— Конечно, конечно, поеду! — воскликнул Белоусов.

— Да что ж ты так орешь все время? — возмутился голос. — Значит, слушай внимательно. Пусть твой дружок Баженов сходит в кассу оптового склада и возьмет там десять миллионов рублей.

— Десять? — удивился Белоусов. — Но там может столько не быть.

— Слушай, ты, умник, — захрипел голос, — ты можешь перебивать меня сколько хочешь. Но каждый раз это будет стоить твоему сыну пальца на руке или на ноге. Тебе ясно?

— Ясно, — выдохнул Белоусов.

— Значит, Баженов идет в кассу и берет деньги. Для вас это обычная выручка к концу смены. Затем вы с ним выезжаете с территории складов на его «порше» так, чтобы охранник на выезде тебя не видел. Ясно?

— Ясно, — словно робот повторил Николай Анатольевич.

— Значит, выезжаете из города, за мостом его высадишь и дальше поедешь один. Скажешь ему, чтобы ждал тебя на месте, ты через час за ним вернешься. И пусть на связь ни с кем не выходит. Все понятно?

— Можно вопрос? — робко спросил Николай Анатольевич.

— Спрашивай, — разрешил голос.

— А если он не согласится?

— А если он не согласится или еще что-то пойдет не так… — Трубка помолчала. — Значит, мальчик умрет. Кстати, ты его Колей в свою честь назвал? Ты знаешь, что это явный признак мании величия?

— Имя красивое, — только и смог выдавить из себя Белоусов.

Трубка презрительно фыркнула.

— Так себе имя, я бы другое выбрал. А как ты его зовешь? Ник Ник?

— Коленька, — прошептал Николай Анатольевич, зажмурившись. Он почувствовал, что больше не может говорить, что огненный шар раздирает ему горло, а слезы готовы вот-вот вырваться из-под сжатых век. — Коленька! Отдайте мне Коленьку, — отчаянно закричал Белоусов и тут же замер в растерянности.

В трубке послышались короткие гудки.

Белоусов стоял, глядя на сжатую в руке телефонную трубку, и не мог поверить, что разговор оборвался. Что делать теперь, он не представлял. Из состояния ступора его вывела все та же телефонная трубка. Она вновь зазвонила. Николай Анатольевич поспешно принял вызов.

— Ты успокоился? — сухо поинтересовался приглушенный голос. — Если ты так орать будешь, то точно Коленьку не увидишь. Еще одна истерика, и я отключусь насовсем.

— Я понял, я все понял, — затараторил Белоусов, — не отключайтесь только.