Время Разителя

— Ну да, — проговорил он не очень охотно. — Тут и сейчас ловят кого-то чужого, какую-то даже бабу вроде бы. Она была уже схвачена, но тетка оказалась, похоже, с яйцами — слиняла, хотя и не по-умному: вместо того чтобы, угнав капсулу, уйти в воду, она юркнула в Магистраль, откуда никуда не денешься, кроме ПЗБ, и там ее сцапают как миленькую. Не ту капсулу угнала, вот в чем дело. А там уже выслали встречного. Постараются, конечно, взять ее без драки: чтобы еще больше не нарушить работу Магистрали. Но, в крайнем случае, просто протаранят ее, проделают дырку — и наш продукт растворит красавицу, как кусочек сахара. Мы ведь не воду перегоняем с места на место…

Дама была не с яйцами, но, безусловно, с характером. Однако я не стал просвещать собеседника на этот счет, а сказал:

— Значит, так. Ты все прекрасно объяснил. А сейчас так же точно растолкуешь мне, каким способом ее можно оттуда вытащить. Вернуть сюда целой и сохранной. Только не рассказывай, что у капсулы, мол, нет заднего хода, что отсюда можно только запускать, а принимать нельзя, и все прочее.

— Наверное, плохо объяснил, — оператор даже позволил себе ухмыльнуться. — Раз уж ты не понял, что сделать ничего не сможешь. Не успеешь. У нас, видишь ли, есть группа внутренней безопасности…

— Это само собой, — согласился я. — А у тебя тут имеется способ заблокировать все входы и выходы из этого хозяйства. Нет-нет, только не надо врать. Я точно знаю — есть. Будь любезен, включи блокировку. Пока я только прошу. Но если ты заупрямишься…

— Включу, — он пожал плечами. — Но они тебя возьмут — не так, так этак.

— Как сказать, — не согласился я. — Даже если они ворвутся сюда, стрелять не станут. Не потому, что побоятся тебя угробить, это они уж как-нибудь переживут, но чтобы не расколошматить вот эту твою кухню. Два-три импульса попадут в пульт — и стоп, машина. Но только меня им не увидеть. Как и ты сейчас не видишь.

Произнося это, я уже действовал. Продолжая держать дистант на изготовку, левой рукой поставил оперкейс на свободный от причиндалов край пульта, извлек из чемоданчика наручники, скомандовал:

— Руки за спину! Ну?

Он повиновался, и я защелкнул браслеты, обмотав цепочку одним витком вокруг подлокотника. Оператор сказал:

— Идешь на самоубийство? Твое дело.

Я невольно похвалил его за выдержку — мысленно, конечно. Вслух же поспешил разочаровать его:

— Не дождешься.

Теперь можно стало сунуть дистант в кобуру унискафа, поболтать рукой в воздухе, расслабляя ее. Потом я извлек из кейса предмет, который до сих пор мне ни разу не пришлось пускать в ход, так что я уже стал считать его бесполезным грузом: небольшую, но весьма выразительную адскую машинку двойного действия — с таймером и радиозапалом. Поместил ее на свободное местечко под главным иконостасом приборов, контролирующих, как я уже понял раньше, наблюдая за ними, ход транспортировки в Магистрали. И сказал — на случай, если мой пленник чего-то еще не понял:

— Разнесет все вдребезги — и пульт, и тебя. Проверял много раз. Так что в любом случае уцелеть тебе или нет — зависит от меня, а не от ваших ребят там, за дверьми. Вывод сделал? Или надо тебе помочь?

Он внимательно следил за тем, как мина, словно сама собой, перемещалась над пультом. Потом ответил — и впервые в его голосе прозвучали нотки раздражения:

— Да чего ты, в конце концов, хочешь, не пойму.

— Любви, — ответил я, — никак не менее.

— Вряд ли получится. Я нормально ориентирован.

— Иди ты! — удивился я. — Вот уж не сказал бы…

Кажется, мне удалось в конце концов расшатать фундамент его невозмутимости. Он был, видно, из тех людей, что согласны скорее умереть достойно, чем жить в качестве объекта насмешек или хотя бы иронии. Я плеснул на раскаляющиеся камни еще ковшик:

— Ох, извини, я не сразу понял. Ты же импотент, я вспомнил — на такую работу других не ставят. Верно?

— Дерьмо ты, — пробормотал он и даже попытался высвободить руки — так ему хотелось въехать мне в челюсть, даже не заботясь о последствиях. Он разозлился до того, что перестал на какие-то секунды думать о защите; только это мне и было нужно. Наконец-то я смог войти в его сознание так же легко, как входит инструмент хирурга в обнаженную кору мозга. Остальное было уже, как говорится, делом техники, которой я владел издавна. Тем более что, как оказалось, у него только и было что защита — никаких средств активного противодействия.

— Спокойно, Эрик, — сказал я ему, чтобы окончательно укорениться в его сознании; имя при этом играет серьезную роль. — Вот теперь можем начать работу. Ты чувствуешь себя прекрасно. Ты настроен очень мирно. Все хорошо. Я твой друг, а ты — мой. Вместе мы сделаем очень хорошее дело: спасем человека. Ты ведь хочешь спасти человека, Эрик? Хорошего человека, очень хорошего.

— Я… хочу. — Кажется, сказать это стоило ему немалых усилий: в его сознании все еще шла борьба. Надежнее, конечно, было бы воздействовать на его подсознание, но время уходило, и заниматься этим уже некогда. — Хочу спасти хорошего чело-века.