Время Разителя

Я позволил ему вынуть из нагрудного кармашка платок, вытереть пот со лба и перевести дыхание: всякий разговор с начальством вызывает у человека более или менее стрессовое состояние, так что я даже пожалел его немного еще и потому, что ожидавший его стресс обещал быть куда более сильным. Оператор аккуратно сложил платочек, водворил его в карман, и я решил, что свои ресурсы он исчерпал.

Я вежливо, без тычка приложил к его затылку раструб дистанта и заявил самым обычным, вовсе не угрожающим и не командным голосом:

— Руки на голову, пальцы врозь, сидеть смирно.

Вообще-то в таких случаях чаще командуют: «Руки на стол!» Но сейчас перед ним была слегка наклонная поверхность пульта со множеством кнопок и двумя клавиатурами, в которых мне еще предстояло разобраться. Так что имелась опасность, что, кладя руки перед собой, он невзначай — или не невзначай — заденет клавишу тревоги или что-нибудь еще похуже.

Оператор на мой миролюбивый призыв ответил звуком и действием: от неожиданности икнул, но руки поднял аккуратно, медленно и уместил ладони на лысине так, как и полагалось.

— Умница, — поощрил я его, одновременно вытаскивая дистант из его кобуры, свой же продолжая держать у операторского затылка. — Сейчас мы быстренько подпишем протокол о намерениях: ты обязуешься сотрудничать со мной по мере возможного, а я — не посягать на твою жизнь и здоровье. Тоже в пределах возможного. Я изложил ясно?

Я ощутил, как голова его дрогнула: видимо, у него была привычка выражать согласие кивком, но он вовремя понял, что такое движение мой дистант мог бы истолковать в печальную для него сторону. И он сдублировал голосом:

— Я… ясно.

— Надеюсь, возражений нет?

— Нет-нет, — проговорил он с готовностью.

Мне это не очень понравилось: человек, так быстро соглашающийся, с такой же быстротой может при первой возможности и отказаться от обещаний. По моему убеждению, всякое согласие должно быть выношено и выстрадано — если, конечно, тебе предлагают не то, о чем ты и сам мечтал долгие часы и годы. А в том, что он издавна мечтал посидеть вот так со смертью у затылка, я очень сильно сомневался. Но решил пока этих сомнений не выказывать.

— Вот и прелестно, — одобрил я его согласие. — Перейдем к конкретным делам. Здесь, как я понимаю, сосредоточено управление всей этой техникой. Так?

Вместо ответа он попросил:

— Не могли бы вы не прижимать оружие к моему затылку? Нет-нет, не то чтобы вы его совсем убрали; прижмите его хотя бы к спине — затылок у меня слабое место, сразу начинается мигрень, очень сильная. Тогда я перестаю понимать что-либо.

«А тебе ничего и не надо понимать кроме того, что тебе уже стало ясно». Такая мысль сразу сложилась у меня, но я столь же быстро отверг ее. Не то чтобы мне стало жалко его головы, но я предположил — и сразу же в это поверил, — что состояние такого работника, как оператор производства, находится под постоянным контролем соответствующей аппаратуры и где-то фиксируется, для того чтобы в случае, если он вдруг почувствует себя плохо, можно было сразу же принять меры — прежде всего заменить его. При этом нельзя полагаться на то, что он сам подаст такой сигнал: может ведь и потерять сознание. Так что просьбу оператора я решил удовлетворить и медленно, не отрывая от него, переместил дистант ниже и левее — к области сердца. Перед тем, однако, убедился в том, что сердце у него слева, как должно быть у порядочного человека; однажды в моей практике случилось, что у моего оппонента сердце было правосторонним, и это едва не позволило ему сделать финт ушами. Закончив перемещение, я сказал оператору:

— Теперь за дело. Я спрашиваю — ты отвечаешь. Только правду и всю правду. Как на исповеди.

На этот раз он смог наконец кивнуть без вредных последствий.

— Да, отсюда управляется все производство, начиная с поступления сырья и кончая отправкой его по Магистрали.

— А самой Магистралью?

— Ну… В общем, да. Регулировка скорости потока, значит — и давления. Контрольными и ремонтными операциями. Хотя сами операции проводят другие люди, я обеспечиваю только их вызов и запуск.

— Хорошо. Теперь скажи: а контроль за внутренностью базы?

— Я не вполне понял…

— Чего тут не понять? В таких хозяйствах обычно контролируется все, включая сиюминутное местоположение каждого человека на базе. Своего и чужого. Контрольная схема. Где она у тебя?

— Вы что, смеетесь? — заявил он возмущенно и чуть ли не агрессивно. — Тут и так едва успеваешь за всем следить, не хватает только, чтобы…

— Так. А где же это?

— Мне кажется, на центральном посту — у помощника генерал-максимата. И дублируется в группе внутренней безопасности.

Нечто подобное я предполагал: недаром по первоначальному замыслу хотел попасть именно на центральный пост; не получилось. Но все же следовало убедиться. Да, тут такой схемы действительно не было. Но, может быть, что-то он все-таки знает?

— Скажи: а чужой, если он попадает на базу, на этой схеме как-то отличается от своих? Только не говори, что не знаешь. Это тут должно быть известно каждому.