Через шесть часов стадо оставило тело. Но почти сразу же к нему подошел еще один слон. Я подумала, что это отставший член стада Ммаабо, но потом узнала зазубренный треугольник на левом ухе и морщинистые ноги Сетунии, матриарха другого стада, поменьше. Сетунию и Ммаабо не связывали родственные узы, но она подошла, наклонила голову, уши ее поникли. Слониха коснулась хоботом тела Ммаабо, занесла над ней переднюю левую ногу, а потом переступила так, чтобы упавшая слониха оказалась между ее передними и задними ногами, и стала раскачиваться взад-вперед. Я посчитала, это длилось целых шесть минут. И походило на танец без музыки. Молчаливая панихида.
Что это означало? Почему слониху, которая никак не была связана с Ммаабо, настолько глубоко тронула ее смерть?
Прошло два месяца со смерти Кеноси, молодого самца, попавшего в силки; два месяца с тех пор, как я официально изменила тему своего докторского исследования. Пока мои коллеги работали в заповеднике, изучали миграцию слонов в Тули-Блок и то, как это сказывается на экосистеме, а также влияние засухи на темпы размножения слонов или на сезонность гона у самцов, мое исследование носило познавательный характер. Тут невозможно использовать географические приборы слежения или анализы ДНК. И неважно, сколько раз я регистрировала случаи того, что слоны касались черепа другого слона либо возвращались на место, где умер бывший член стала, ведь, интерпретируя эти моменты поведения как скорбь, я переходила границу, которую исследователи животных не должны пересекать. Я наделяла животное чувствами человека.
Если бы меня попросили защитить свою работу, вот что я сказала бы: «Чем сложнее объект изучения, тем скрупулезнее и ответственнее должна подходить к нему наука. Математика, химия – это легко: замкнутые модели с дискретными ответами. Чтобы понять поведение человека или слона, являющегося более сложной системой, требуется более сложная наука».
Но никто ни о чем не спрашивал. Я совершенно уверена, что мой начальник, Грант, полагал, что я должна пережить этот этап и рано или поздно вернуться к науке, а не изучать когнитивные способности слонов.
Я и раньше видела, как умирают слоны, но это был первый раз с тех пор, как я изменила объект своего исследования. Мне хотелось зафиксировать все до мельчайших деталей. Хотелось удостовериться, что я не отмахнулась от чего-то, показавшегося обыденным, чтобы впоследствии не жалеть, узнав, что некое действие оказалось ключевым для понимания того, как скорбят слоны. И с этой целью я осталась там, пожертвовав сном. Записывала, какие слоны приходили навестить погибшего матриарха, идентифицировала их по бивням, волосам на хвостах, отметинам на теле или по венному узору на ушах, который так же уникален, как отпечатки наших пальцев. Я записывала, сколько времени они провели, прикасаясь к Ммаабо, и где именно прикасались. Сделала пометку, когда они ушли от тела, возвращались ли назад. Фиксировала я и поведение других животных, антилопы импалы и одного жирафа, которые проходили поблизости, даже не подозревая, что рядом упала матриарх. Но главным образом я осталась потому, что хотела узнать, вернется ли Оналенна.
Прошло более десяти часов, прежде чем она вернулась. Когда слониха пришла, уже смеркалось, ее стадо топталось в стороне. Она тихо стояла у тела матери, когда наступила ночь – неотвратимая, как гильотина. Время от времени Оналенна издавала звуки – как будто ей необходимо было перекликнуться с сестрами и напомнить им, что она еще здесь, – и те отвечали трубными звуками с северо-востока.
Целый час Оналенна стояла не шелохнувшись – возможно, поэтому меня так напугал «ленд ровер», фары которого разрезали темноту. Оналенна тоже испугалась, попятилась от мертвой матери и угрожающе захлопала ушами.
– Вот ты где! – воскликнула Аня, подъезжая ко мне. Она изучала влияние браконьерства на изменение миграционных троп. – Ты не отвечала по рации.
– Прикрутила звук. Не хотела ее напугать, – сказала я, кивая в сторону нервничающей слонихи.
– Ты зачем-то понадобилась Гранту.
– Ночью?
Мой начальник был, мягко говоря, не в восторге, когда я сообщила, что намерена заняться изучением того, как скорбят слоны. Теперь он со мной едва разговаривает. Неужели он поменял свое мнение?
Аня посмотрела на тело Ммаабо.
– Когда это случилось?
– Почти сутки назад.
– Ты уже сообщила егерям?
Я покачала головой. Конечно, я им сообщу. Они приедут и отпилят у Ммаабо бивни, чтобы не соблазнять браконьеров. Но я решила, что слоны заслуживают того, чтобы еще по крайней мере пару часов погоревать над матриархом.
– Что передать Гранту, когда ты будешь? – поинтересовалась Аня.
– Скоро, – ответила я.
Машина Ани скрылась в зарослях, превратившись в крошечную точку света в угольно-черной дали – словно светлячок. Оналенна пропыхтела – как будто прогудел паровоз. Она засунула свой хобот в рот матери.